יידישע פאָלקסלידער אין רוסלאַנד
יידישע פאָלקסלידער אין רוסלאַנד | |
Еврейскiя народныя пѣсни въ Россіи | |
מחברים: | |
---|---|
אויסגאַבע: | פּעטערבורג, 1901 |
פאַרלאַג: | וואָסכאָד |
סקאַנירטע ווערסיע אין Internet Archive: | evreskiianarodn00maregoog |
די צאָל זייטן: | 329 |
אינהאַלט: | זע אונטן |
זע אויך אין מאָדערנעם אויסלייג |
- ”Die innere Geschichte eines Volkes ist
- in seinen Liedern enthalten“.
- Jellinek.
Едва-ли есть надобность въ настоящее время распространяться о важномъ значеніи народныхъ пѣсенъ для изученія духовной жизни, быта и исторіи всякаго народа. Велика была заслуга Гердера, который своими „Stimmen der Völker“ указалъ на народную поэзію, какъ на важнѣйшій источникъ для уразумѣнія народной психики. Отражая собою въ безхитростной формѣ представленія, взгляды, воспоминанія и чаянія того или другого народа, его повседневный обиходъ и отношенiе къ окружающимъ его явленіямъ, народная пѣснь вводитъ насъ в интимный міръ народной жизни и представляетъ собою цѣнный матеріалъ какъ для историка, такъ и для этнографа. Идеи, легшія въ основаніе извѣстнаго труда Гердера, возымѣли глубокое вліяніе на развитіе интереса къ изученію поэтическаго творчества разныхъ народовъ. Сознаніемъ важности этой задачи вызваны многочисленные труды по собиранію произведеній народнаго творчества, монографіи и изслѣдованія въ этой области, которые находимъ въ любой изъ европейскихъ литературъ. Усиленіе интереса въ этомъ направленіи въ послѣднее время замѣчается въ частности и среди западно-европейскихъ евреевъ. Возникшее нѣсколько лѣтъ назадъ въ Гамбургѣ, но иниціативѣ раввина д-ра М. Грюнвальда, „Общество еврейской этнографіи“ („Gesellschaft für jüdische Volkskunde“) поставило одной изъ своихъ цѣлей — собираніе еврейскихъ поговорокъ, пѣсенъ, сказокъ и др. народныхъ произведеній; та-же задача входитъ въ программу „Gesellschaft für Sammlung u. Konservierung von Kunst-u. historischen Denkmälern des Judenthums“ (въ Вѣнѣ). Въ „Mittheilungen“, періодически выпускаемыхъ первымъ изъ названныхъ Обществъ, а отчасти также въ посвященномъ фольклору журналѣ „Urquell“ находимъ не мало любопытнаго матеріала изъ области народнаго творчества евреевъ, преимущественно въ Германіи. Нѣкоторые матеріалы того-же рода опубликованы въ послѣдніе годы относительно евреевъ Галиціи 1) и даже Турціи 2).
1) В. Segel: „Materyaly do etnografii zydow wschodnio-galicyiskich“ („Zbior wiadomosci do antropologii Krajowej“, vol. XVII).
2) Abraham Danon: „Recueil de romances judéo-espagnoles chantées en Turquie“ („Revue des études juives“ 1896— 97 № 63 — 66).
Значительно отстала въ этомъ отношеніи еврейская литература въ Россіи. За исключеніемъ труда г. М. Спектора, заключающаго въ IV ↱ себѣ богатую коллекцію пословицъ 1), она не можетъ указать ни одной попытки серьезнаго, систематическаго собиранія произведеній нашего народнаго творчества, въ томъ числѣ также и пѣсеннаго. Народныя пѣсни русскихъ евреевъ — область почти совершенно непочатая въ нашей литературѣ и слишкомъ мало доселѣ останавливавшая на себѣ ея вниманіе. Пренебреженіе къ ней доходило у насъ до того, что въ литературѣ даже встрѣчаемся съ категорическимъ утвержденіемъ, будто народныхъ пѣсенъ у насъ вообще не существуетъ. „Пѣсенъ, употребляемыхъ народомъ при увеселительныхъ случаяхъ (т. е. пѣсенъ нерелигіознаго содержанія) — читаемъ мы въ одномъ сочиненіи по этнографіи русскихъ евреевъ — при всей склонности евреевъ къ пѣнію, у нихъ нѣтъ . ... а имѣются только синагогальныя пѣсни, знакомыя почти каждому еврею“ 2). Съ правильностью такого взгляда нельзя согласиться уже а priori: трудно допустить, чтобы у пятимилліоннаго населенія, сосредоточеннаго въ относительно небольшомъ раіонѣ жительства, обладающаго общимъ разговорнымъ нарѣчіемъ, поставленнаго въ своеобразныя бытовыя условія, притомъ почти поголовно грамотнаго и одареннаго значительною музыкальностью, — чтобы у такой группы населенія совершенно отсутствовали народныя пѣсни свѣтскаго содержанія. Но и помимо соображеній теоретическаго свойства, подобное утвержденіе противорѣчитъ повседневной дѣйствительности; достаточно хотя бы нѣкотораго знакомства съ жизнью еврейской провинціи, чтобы знать, что народная пѣснь — явленіе весьма распространенное въ нашемъ быту.
Слѣдуетъ, впрочемъ, замѣтить, что въ нашей литературѣ дѣлались указанія на значеніе нашихъ народныхъ пѣсенъ и желательность ихъ собиранія. Насколько намъ извѣстно, впервые обратилъ вниманіе на этотъ предметъ покойный И. Г. Оршанскій, въ одной изъ своихъ раннихъ статей 3). Весьма характерно для идей, господствовавшихъ въ тогдашней русско-еврейской литературѣ, то обстоятельство, что необходимость собиранія нашихъ народныхъ пѣсенъ мотивируется молодымъ Оршанскимъ преимущество соображеніями апологетическаго характера; въ изученіи произведеній еврейскаго народнаго творчества усматривалось, главнымъ образомъ, средство для борьбы къ предубѣжденіями о могуществѣ евреевъ, ихъ богатствѣ, нравственныхъ свойствахъ и т. п. 4). Болѣе широкую постановку вопроса находимъ въ V ↱ статьѣ г. I. Лернера 1); авторъ видитъ въ нашей народной поэзіи цѣнный источникъ для изученія еврейской народности, быта и духовныхъ свойствъ нашей массы и иллюстрируетъ высказываемыя имъ сужденія примѣрами изъ еврейскихъ пѣсенъ. Отмѣтимъ также статью д-ра С. Рапопорта по тому-же вопросу, появившуюся недавно въ одномъ еврейскомъ сборникѣ 2).
1) יודישע שפריכווערטער“ (Варшава 1888 —89 гг.).
2) М. Берлинъ: „Очеркъ этнографіи еврейскаго народонаселенія въ Россіи“, стр. 78 (СПб. 1861 г.).
3) „Простонародныя пѣсни русскихъ евреевъ“ („Евреи въ Россіи“, стр. 391—401).
4) „Поэзія народа, больше чѣмъ всѣ другіе упомянутые нами источники, пригодна для достиженія означенной цѣли (т. е. для реабилитаціи) ... Знакомство съ простонародными пѣснями русскихъ евреевъ дѣйствительнѣе, чѣмъ всевозможныя краснорѣчивыя апологіи, можетъ измѣнить во многомъ вкоренившіяся въ умѣ русскаго предубѣжденія относительно евреевъ“. — “ Я считаю эти пѣсни (т. е. пѣсни бытового содержанія) важнѣйшими во-первыхъ по ихъ эстетическому дотоинству, но главнымъ образомъ по важности тѣхъ выводовъ, которые онѣ даютъ намъ для сужденія о бытѣ еврейскомъ ... Бытовыя пѣсни евреевъ очень часто переполнены жалобами на стѣсненное экономическое положеніе. Онѣ поэтому могутъ служить хорошимъ опроверженіемъ упомянутыхъ нами возгласовъ о непомѣрныхъ богатствахъ, будто бы накопляемыхъ евреями“. — „Стоитъ послушать нѣсколько такихъ (т. е. семейныхъ) пѣсенъ, чтобъ убѣдиться въ томъ, что еврейскія сердца нечужды благородныхъ чувствъ любви, самоотверженія, ревности и т. п. качествъ“ (loc. cit. стр. 394, 395, 399 и passim).
Переходя къ разсмотрѣнію того, что доселѣ сдѣлано въ смыслѣ собиранія нашихъ народныхъ пѣсенъ, приходится констатировать крайнюю незначительность результатовъ, достигнутыхъ въ этомъ отношеніи. Изданный Г. Дальманомъ сборникъ „Jüdisch-deutsche Volkslieder aus Galizien und Russland“ 3), при всей заманчивости своего заглавія, имѣетъ лишь весьма отдаленное отношеніе къ интересующему насъ предмету; онъ заключаетъ 17 пѣсенъ, представляющихъ собою произведенія нѣкоторыхъ извѣстныхъ поэтовъ-жаргонистовъ (А. Гольдфадена, С. Бернштейна, I. Линецкаго, Э. Цунзера и др.). Большинство этихъ пѣсенъ, дѣйствительно, пользуются значительною популярностью среди еврейскаго населенія. Но будучи интересенъ для ознакомленія съ тѣмъ, что распѣвается еврейскою массою, сборникъ Дальмана не характеризуетъ собою нашего народнаго пѣсеннаго творчества. Къ области послѣдняго принадлежатъ пѣсни, приведенныя для примѣра — по большей части въ отрывкахъ — въ упомянутомъ выше очеркѣ г. Лернера, а также въ статьѣ г. Л. Винера „Popular Poetry of the Russian Jews“, напечатанной въ одномъ изъ американскихъ журналовъ 4). Г. Винеромъ недавно также напечатана коллекція дѣтскихъ пѣсенъ 5), г. Л. Перецомъ — нѣсколько пѣсенъ бытоваго содержанія 6). Д-ромъ С. Вайсенбергомъ обнародованъ недавно десятокъ пѣсенъ южно-русскихъ евреевъ 7). Этимъ немногимъ, да нѣсколькіми отрывками, случайно попавшими въ заграничныя изданія 8), почти исчерпывается VI ↱ опубликованный до сихъ поръ пѣсенный матеріалъ. Между тѣмъ время идетъ, пѣсни стариннаго происхожденія все болѣе вытѣсняются новыми пѣснями, слагающимися подъ вліяніемъ измѣнившихся бытовыхъ условій 1). Живой матеріалъ, отражающій собою взгляды народа на ту или другую изъ пережитыхъ имъ эпохъ, грозитъ безвозвратнымъ исчезновеніемъ, если онъ не будетъ своевременно зарегистрированъ.
1) ”דיא יודישע מוזע“ (сборникъ „דער הויז-פריינד“ т. II стр. 182 — 198).
2) „ממזרח וממערב“) „לתכונת שירי עמנו“ т. IV, стр. 127— 132).
3) 2-ое изд. Berlin 1891. („Schriften des Institutum Iudaicum“, № 12).
4) „Americana Germanica“ 1898 vol. II № 2 стр. 33 и слѣд. Большинство помѣщенныхъ здѣсь пѣсенъ перепечатаны въ недавно вышедшей книгѣ того же автора „The History of Jiddish literature etc.“ стр. 53 и слѣд. (New-York. 1899).
5) „Aus der russisch-jüdischen Kinderstube“, въ „Mittheilungen der Gesellschaft für jüdische Volkskunde“, II стр. 40—49.
6) Въ „Urquell“ 1898 г. vol. II стр. 27—29.
7) „Beiträge zur Volkskunde der Juden“ („Globus“ 1900 г. т. LXXVII, № 8).
8) См., напр., „Mittheil. d. Gesellschaft für jüd. Volkskunde“ 1899 г. т. II стр. 125—126.
Съ давнихъ поръ интересуясь собираніемъ нашихъ народныхъ пѣсенъ, мы не могли не находить, что разрозненными усиліями отдѣльныхъ лицъ въ этой области могутъ быть достигнуты лишь незначительные результаты. Намъ представлялось необходимымъ привлечь къ дѣлу собиранія нашихъ народныхъ пѣсенъ вниманіе общества: чѣмъ шире кругъ лицъ, которыя приняли бы участіе въ этой работѣ, тѣмъ полнѣе и разнообразнѣе былъ бы матеріалъ, который удалось бы зарегистрировать. Въ этихъ видахъ нами напечатано было, въ началѣ 1898 г., въ еврейскихъ газетахъ 2) воззваніе, содержавшее въ себѣ просьбу, обращенную по всѣмъ близко стоящимъ къ нашей массѣ лицамъ — о записываніи и сообщеніи намъ распѣваемыхъ въ ихъ мѣстахъ жаргонныхъ народныхъ пѣсенъ. При этомъ нами было указано, что особенно важнымъ представлялось бы содѣйствіе со стороны интеллигентовъ, живущихъ въ глухихъ, удаленныхъ отъ крупныхъ центровъ, пунктахъ черты еврейской осѣдлости, гдѣ еще сохранились и старинныя условія жизни, и старинные мотивы. Намъ вѣрилось, что призывъ нашъ не останется безъ отклика; мы полагали, что если замѣтно усиливающееся въ послѣдніе годы въ еврейскомъ обществѣ стремленіе къ національному самопознанію дѣлаетъ своевременнымъ подобное начинаніе, то оно же вмѣстѣ съ тѣмъ должно обезпечить необходимое для осуществленія этого дѣла сочувствіе и активное содѣйствіе со стороны значительнаго круга лицъ.
1) Явленіе — обычное для народныхъ пѣсенъ вообще. Примѣры „частушекъ“, „трясогузокъ“, „вертушекъ“ и т. и. произведеній новѣйшаго происхожденія, замѣтно вытѣсняющихъ старинныя русскія народныя пѣсни, см. въ любопытной статьѣ г. А. Раздольскаго „Новыя пѣсни (о переворотѣ въ народной поэзіи)“ „Образованіе“ 1900 г., № 7—8 стр. 40—48.
2) „Гамелицъ“ № 58, „Хроника Восхода“ № II, „Гацефира“ № 71; воззваніе наше перепечатано было въ нѣкоторыхъ заграничныхъ еврейскихъ изданіяхъ.
Съ удовольствіемъ можемъ констатировать, что ожиданія эти насъ не обманули. Благодаря помѣщенному въ газетахъ воззванію, а также отдѣльнымъ обращеніямъ къ лицамъ, на сочувствіе которыхъ мы имѣли основаніе разсчитывать, мы обрѣли въ цѣломъ рядѣ городовъ и мѣстечекъ дѣятельныхъ сотрудниковъ, любезно доставлявшихъ намъ (и продолжающихъ доставлять) свои сообщенія. Въ частности, не можемъ не отмѣтить особеннаго содѣйствія, которое намъ оказано было со стороны провинціальныхъ учителей и сіонистскихъ дѣятелей. Нѣкоторыми изъ нашихъ корреспондентовъ — въ особенности гг. Д. Г. Гальперномъ, VII ↱ Б. М. Касселемъ и А. Д. Пикомъ, М. 3. Левинымъ, А. Рейзинымъ и др. — были записаны и доставлены значительныя и весьма разнообразныя коллекціи пѣсенъ. Встрѣченное намъ содѣйствіе становится тѣмъ болѣе цѣннымъ, если принять во вниманіе тѣ значительныя затрудненія, съ которыми приходится сталкиваться при собираніи и записываніи пѣсенъ. Кому случалось этимъ заниматься, тотъ знаетъ, — какъ мало значенія люди изъ массы придаютъ распѣваемымъ ими пѣснямъ, и какъ неохотно они дѣлятся своими познаніями въ этой области съ посторонними лицами, въ обыкновенныхъ случаяхъ стоящими вдали отъ народа. Сплошь и рядомъ просьба, обращаемая къ простолюдину — продиктовать какую-либо знакомую ему пѣсню — вызываетъ въ немъ недоумѣніе; обычныя въ такихъ случаяхъ объясненія обыкновенно его не удовлетворяютъ; онъ склоненъ предполагать или праздное любопытство со стороны собирателя, или даже какія-либо затаенныя цѣли, возбуждающія въ немъ недовѣріе и скрытность. Требуется много любви къ дѣлу и такта, чтобы преодолѣть эти неизбѣжныя затрудненія.
Накопившійся обширный матеріалъ подвергнутъ былъ нами тщательному разбору и провѣркѣ. Путемъ сравненія текста съ находившейся въ нашемъ распоряженіи значительною коллекціею печатныхъ жаргонныхъ пѣсенниковъ и другихъ изданій этого рода исключено было изъ нашего матеріала немало пѣсенъ, правда, весьма распространенныхъ среди нашей массы, но представляющихъ собою произведенія новѣйшаго литературнаго или „бадхонскаго“ 1) творчества. Сверхъ того, подвергнуты были исключенію тѣ пѣсни, которыя чрезмѣрною литературностью формы, замысловатостью содержанія или по другимъ какимъ-либо основаніямъ возбуждали сомнѣніе относительно принадлежности ихъ къ категоріи народныхъ. При этомъ считаемъ нужнымъ оговориться, что врядъ-ли намъ удалось совершенно избѣгнуть недосмотровъ, — за указаніе которыхъ заранѣе приносимъ благодарность. За выдѣленіемъ этихъ частей, тѣмъ не менѣе получился значительный по своему составу матеріалъ, часть котораго вошла въ публикуемый нынѣ томъ.
1) См. ниже, отр. ХII.
Настоящее изданіе заключаетъ въ себѣ 376 №№ пѣсенъ. Примѣнительно къ классификаціи, принятой въ нѣкоторыхъ аналогичныхъ сборникахъ, матеріалъ расположенъ нами по слѣдующимъ 11-ти рубрикамъ: I пѣсни религіозно-духовнаго, національнаго содержанія и праздничныя (№№ 1—41), II пѣсни историческаго содержанія (№№ 42—59) III колыбельныя (№№ 60—83), IV дѣтскія и школьныя (№№ 84—133), V любовныя (№№ 134—235), VI пѣсни о женихѣ и невѣстѣ (№№ 236—253), VII свадебныя (№№ 254—263), ѴIII семейныя (№№ 264—302), IX бытовыя (№№ 303—330), X солдатскія (№№ 331—348) и XI разныя (№№ 349—376). Необходимо, впрочемъ, отмѣтить, что группировка VIII ↱ эта, по свойству матеріала, не можетъ претендовать на строгую выдержанность, ибо нерѣдко пѣсня, относимая къ одной рубрикѣ, по своему содержанію соприкасается съ другою какою-либо рубрикою; такъ напр., нѣкоторыя изъ солдатскихъ пѣсенъ могутъ быть отнесены къ отдѣлу любовныхъ, поскольку онѣ содержатъ въ себѣ жалобы на невольную разлуку съ возлюбленною, и т. п. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ нами даны имѣвшіеся въ нашемъ распоряженіи отрывки пѣсенъ — въ томъ предположеніи, что недостающій текстъ могъ бы быть впослѣдствіи пополненъ другими собирателями. Варіанты указаны въ подстрочныхъ примѣчаніяхъ, нѣкоторые-же, болѣе характерные, помѣщены цѣликомъ въ текстѣ.
Матеріалъ напечатанъ въ видѣ двухъ параллельныхъ текстовъ: основнаго, на разговорно-еврейскомъ языкѣ и транскрипціи его латинскими литерами. Нѣкоторыя пѣсни историческаго содержанія снабжены необходимыми пояснительными примѣчаніями. При каждой пѣснѣ обозначены фамиліи лицъ, ее доставившихъ, и названіе мѣстности, гдѣ она распѣвается и записана. Лишь въ нѣкоторыхъ исключительныхъ случаяхъ пришлось ограничиться указаніемъ мѣстожительства лица, доставившаго пѣсню. Транскрипція — фонетическая, и въ основу ея положено обычное у литовскихъ евреевъ произношеніе. Этимъ вызваны отступленія отъ правописанія нѣмецкихъ, русскихъ, еврейскихъ, польскихъ, литовскихъ и др. иноязычныхъ словъ, встрѣчающихся въ текстѣ пѣсенъ. Слѣдуетъ замѣтить, что еі, тамъ гдѣ оно соотвѣтствуетъ еврейскому חולם (напр. въ словѣ Теіге) произносится, какъ среднее между эй и ой; au (напр., въ словѣ Haus) приближается къ звуку ой, y соотствуетъ русскому ы. Что касается согласныхъ, то д въ концѣ слова по произношенію часто приближается къ t, ż соотвѣтствуетъ русскому ж, s’ch произносится раздѣльно (т.-е. какъ сх) 1).
Полагая, что мелодія составляетъ существенный элементъ пѣсни и вполнѣ раздѣляя тѣ указанія, которыя по этому поводу были по нашему адресу высказаны въ печати 2), мы старались обезпечить, по мѣрѣ возможности, музыкальную запись пѣсенъ. Къ части публикуемыхъ здѣсь пѣсенъ намъ удалось получить ноты. Приносимъ искреннюю благодарность г. Ю. Д. Энгелю за цѣнное содѣйствіе, оказанное имъ намъ въ этомъ дѣлѣ. Къ сожалѣнію, отъ первоначальнаго предположенія — включить нотный матеріалъ въ настоящее изданіе намъ пришлось отказаться, въ виду встрѣтившихся къ тому препятствій типографскаго свойства. Впрочемъ, мы надѣемся выпустить его въ непродолжительномъ времени отдѣльнымъ изданіемъ.
1) Такъ какъ сборникъ печатался въ провинціальной типографіи и мы не имѣли возможности лично вести корректуру, то въ текстъ, къ сожалѣнію, вкрались многочисленныя опечатки; покорнѣйше просимъ читателей предварительно исправить таковыя, по приложенному указателю.
2) „Еще о народныхъ пѣсняхъ евреевъ“ г. И. Липаева („Хроника Восхода“ 1898 г. № 13), „שירי עם“ г. П. Минковскаго (журн. „השלח“ 1899 г. кн. I, стр. 10, III, стр. 216), „Старые вопросы и новыя задачи“ г. Л. Винца (“Восходъ“ 1898 г, кн. X стр. 2) и др.
Считаемъ пріятнымъ долгомъ выразить глубокую, живѣйшую признательность всѣмъ уважаемымъ сотрудникамъ нашимъ за ихъ вниманіе и серьезное содѣйствіе, благодаря которому оказалось возможнымъ осуществить настоящее изданіе. Вмѣстѣ съ тѣмъ обращаемся за нимъ и всѣмъ вообще лицамъ, близко стоящимъ къ еврейской массѣ, съ покорнѣйшею просьбою о дальнѣйшемъ доставленіи пѣсеннаго матеріала (а также народныхъ сказокъ. заговоровъ, заклинаній и т. п.) 1).
Въ приложеніи къ настоящему сборнику помѣщенъ составленный извѣстнымъ библіографомъ, г. C. Е. Винеромъ, указатель сборниковъ пѣсенъ, имѣющихся въ Азіатскомъ музеѣ Академіи наукъ. Приносимъ искреннюю благодарность г. Винеру, любезно предоставившему въ наше распоряженіе этотъ библіографическій этюдъ, весьма цѣнный для интересующихся народною еврейскою литературою.
Предлагая вниманію читателей настоящее изданіе, представляющее собою совокупный трудъ свыше 50 лицъ 2), мы далеки отъ мысли считать его свободнымъ отъ недочетовъ и упущеній, — тѣмъ болѣе неизбѣжныхъ въ виду новизны и сложности дѣла. Если наше начинаніе вызоветъ интересъ къ еврейскому народному творчеству и дальнѣйшіе труды въ этой области, мы сочтемъ свою задачу достигнутою.
Есть еврейское повѣрье. Всякій разъ, когда ребенокъ появляется на свѣтъ Божій, ангелъ награждаетъ его щелчкомъ въ верхнюю губу, и ошеломленный новорожденный сразу теряетъ всѣ свои воспомінанія объ утробной жизни.
1) Сообщенія просимъ присылать по одному изъ слѣдующихъ адресовъ: C. М. Гинзбургу, С.-Петербургъ, Англійскій проспектъ, 12, или П. С. Мареку, Москва, Верхніе торговые ряды, № 89—145.
2) Въ доставленіи матеріала, вошедшаго въ этотъ томъ, принимали участіе: С. И. Абельманъ (Москва), М. Ш. Берляндъ, (Зиньковъ, Подольск. г.), А. И. Богомольный (Тульчинъ, Подольск. г.), Т. М. Брамсонъ (Ковна), Д. Г. Гальпернъ (Виндава, Курляндск. г.), О. Гехтъ (Жлобинъ, Могилевск. г.), г-жа Б. Б. Гинзбургъ (С.-Петербургъ), И. I. Глахенгаузъ (Братолюбовка, Херсонск. г.),г-жа А. Гофштейнъ (Свенцяны, Виленск. г.), Л. Гросгликъ (Варшава), C. М. Дубновъ (Одесса), С. Жвифъ (Одесса), M. А. Зонъ (Старая-Синява, Подольск. г.), А. Д. Идельсонъ (Москва), г-жа Б. Iоффе (Москва), М. Г. Каганъ (Гомель), Б. М. Кассель (Рига), М. П. Когенъ (Шаргородъ, Подольск. г.), А. Козьбо (Шкуды, Ковенск. г.), д-ръ M. Л. Крепсъ (Николаевъ), Е. Левенштамъ (кол. Львово, Херсонск. г.), М. З. Левинъ (Одесса), Левитанъ (Шавли, Ковенск. г.), г-жа М. Я. Лившицъ (Минскъ), А. Л. Ліонъ (Бендеры, Бессарабск. г.), Д. И. Маггидъ (С.-Петербургъ), г-жа Р. И. Маймонъ (С.-Петербургъ), С. Нейгаузенъ (Волковышки, Сувалкск. г.), Ю. М. Нейфахъ (Минскъ), И. Ю. Нейфахъ (Минскъ), Е. Нурокъ (Туккумъ, Курляндск. г.), Г. Г. Перловъ (Вороновица, Подольск. г.), Л. Д. Пикъ (Вильна), А. Я. Портной (Глускъ, Минск. г.), Л. А. Рабиновичъ (С. Петербургъ), I. Л. Раввинскій (Кривой Рогъ, Херсонск. г.), А. Рейзинъ (Минскъ), Т. В. Ротенбергъ (Ромны, Полтавск. г.), М. Д. Рывкинъ (С.-Петербургъ), С. И. Савельсонъ (С.-Петербургъ), A. С. Таненбаумъ (С.-Петербургъ), И. Н. Тирхентубъ (Москва), Ш. Финкельштейнъ (Жлобинъ, Могилевск. г.), A. А. Чигиринскій (Кіевъ), М. Шалытъ (Орша, Могилевск. г.), д-ръ М. Шварцъ (Ковна), Л. М. Шрайбштейнъ (Новоградволынскъ, Волынск. г.), Л. Эйдиновъ (Орша), В. Юсинъ (Керчь) и др.
Если переходъ народа послѣ остраго историческаго кризиса къ новой стадіи культурной жизни есть тоже своего рода рожденіе, то, кажется, ни одинъ народъ не избѣгъ при этомъ нѣкотораго щелчка забвенія. По мѣрѣ того, какъ старый строй, расшатанный безпощадной логикой новыхъ условій, теряетъ внутренній смыслъ и право на существованіе, изъ памяти народа изглаживается и все то, въ чемъ внѣшнимъ образомъ проявлялся этотъ строй — обычаи, сказанія, пѣсни и проч. При извѣстныхъ условіяхъ, — когда народъ идетъ впередъ гигантскими шагами, — достаточно бываетъ незначительнаго промежутка времени для того, чтобы многія стороны прежняго быта представлялись намъ загадкой.
Подобную смѣну одного міросозерцанія другимъ съ особенной быстротой пережили русскіе евреи. Уже теперь, по прошествіи какихъ нибудь 30—40 лѣтъ, духовный образъ ближайшаго предка оставилъ въ памяти значительной части молодого поколѣнія тотъ же слѣдъ, что смутный сонъ, полузабытый на яву. Жизнь обновилась во всѣхъ ея проявленіяхъ, и только мѣстами, гдѣ старое русло было глубже, еще замѣтны стоячія воды, свидѣтельствующія о прежнемъ теченіи. Это, именно, обстоятельство и побудило насъ, пока еще не поздно, зарегистрировать своеобразный матеріалъ, въ которомъ самъ народъ является своимъ историкомъ, бытописателемъ. Оставляя пока въ сторонѣ ту отрасль народнаго творчества, которая выражается въ сказкахъ, мистеріяхъ, заклинаніяхъ и проч., мы обратимъ наше вниманіе на другую часть имѣющагося у насъ матеріала — на пѣсни, народомъ и для народа созданныя.
Пѣсня стара, какъ и языкъ, и если когда-либо изслѣдователь опредѣлитъ время и процессъ распространенія въ еврейскомъ обиходѣ испорченной нѣмецкой разговорной рѣчи, то этимъ самимъ онъ разрѣшитъ вопросъ о времени возникновенія жаргонной народной пѣсни. Мы ограничимся только указаніемъ, что многія изъ этихъ пѣсенъ, какъ по языку, такъ и по содержанію, носятъ на себѣ слѣды несомнѣнной старины.
Когда просматриваешь рукописный пѣсенникъ современной дѣвицы черты осѣдлости, поневолѣ поражаешься почти полнымъ отсутствіемъ народной пѣсни: вездѣ Гольдфаденъ, Цунзеръ, М. Гордонъ и другіе болѣе или менѣе извѣстные поэты, и поверхностный наблюдатель могъ бы сдѣлать выводъ, что народное творчество изсякаетъ и вытѣсняется искусственной пѣсней. Но стоитъ только опуститься ниже на одну ступень и прислушаться къ жалобнымъ мотивамъ той части еврейской массы, которая еще не привыкла сковывать свои чувства писанными источниками, чтобы убѣдиться, что и въ наше время народъ продолжаетъ свою стихотворную лѣтопись, и что заимствованіе искусственной пѣсни не мѣшаетъ самостоятельному творчеству. Можно только сказать, что за послѣднія 30—40 лѣтъ сфера того, что вообще поетъ народъ, значительно расширилась вслѣдствіе того, что жаргонъ XI ↱ сталъ языкомъ многихъ поэтовъ. Почти до 2-ой половины 19 в. еврейскій авторъ только думалъ на разговорномъ языкѣ, писать же на немъ онъ считалъ ниже своего достоинства. И поэтъ, и прозаикъ — оба предпочитали древній языкъ Св. Писанія. Казалось, языкъ этотъ налагалъ печать святости и на автора: стоитъ только просмотрѣть обильную, но бѣдную поэтическую литературу эпохи, предшествовавшей Л.O. Гордону, чтобы убѣдиться, какъ неохотно поэтъ снисходилъ къ будничнымъ вопросамъ жизни. Не тутъ мѣсто распространяться о причинахъ, вызвавшихъ подобное равнодушное отношеніе къ вопросамъ дня. Скажемъ лишь вкратцѣ, что позже — съ воцареніемъ Александра II, — когда внѣшнія условія существованія еврейскаго народа значительно измѣнились, поэтъ сталъ ближе къ родной средѣ, и языкъ Библіи заговорилъ и о земныхъ интересахъ. Въ это же время въ умы интеллигенціи проникаетъ давно, давно витавшее въ воздухѣ сознаніе, что разговорный языкъ можетъ служить могучимъ орудіемъ въ дѣлѣ просвѣщенія массы 1). И вотъ, одновременно съ расширеніемъ гражданскихъ правъ самихъ евреевъ, въ литературѣ послѣднихъ начинаетъ проявляться аналогичная тенденція: плебейскій жаргонъ постепенно отвоевываетъ себѣ право существованія рядомъ съ родовитымъ языкомъ пророковъ.
Не то было до второй половины XIX столѣтія. Если жаргонъ, начиная съ 17-го вѣка, и фигурировалъ изрѣдка, какъ книжный языкъ, то это имѣло мѣсто исключительно въ такъ называемой, „бабьей“ литературѣ: не для мужчины печатались эти популярные молитвенники, религіозныя чтенія, заимствованныя сказки и басни нравоучительнаго содержанія. Исключите изъ каталога жаргонной литературы все, что написано за послѣднее полустолѣтіе, и на долю всей обширной предшествовавшей эпохи вы получите нѣсколько десятковъ названій неоригинальныхъ произведеній, изъ которыхъ одна часть окажется компиляціей, другая же — переводомъ съ древне-еврейскаго или иностранныхъ языковъ 2). Въ частности, что касается жаргонной поэзіи, то въ этой области авторская иниціатива совершенно отсутствовала; единственнымъ авторомъ въ то время былъ самъ народъ, а едиственной книгой — народная память.
1) I. Тарнополь: „Опытъ современной и осмотрит. реформы“. Одесса 1868 г. стр. 86—87. (Книга написана въ 1858 г.).
2) См. „שפתי ישנים“ — библіографич. словарь, составленный въ 1680 г.; 2-ое изд. съ дополненіями въ 1806 г.; въ рубрикѣ книгъ на нѣмецкомъ жаргонѣ упоминаются, помимо молитвенниковъ, Св. Писанія и т. под. произведеній, также сказки о „Бовѣ-королевичѣ“, „Семи мудрецахъ“ и друг. средневѣковые разсказы изъ области фантазіи и морали. Что еврейскія женщины были знакомы съ этой литературой, видно изъ мемуаровъ Glückel von Hammeln (1645—1719), изданныхъ покойнымъ проф. Д. Кауфманномъ въ 1896 г. (Берлинъ).
Было бы, однако, несправедливо обойти молчаніемъ одного типичнаго еврейскаго поэта, если только можно называть поэтомъ того, XII ↱ кому дано въ удѣлъ создавать риѳмы, но не образы, согрѣтые чувствомъ, проникнутые мыслью. Рѣчь идетъ о бардѣ свадебныхъ пиршествъ — о „бадхонѣ“. Не одну слезу, не одну улыбку вызывалъ у слушателей этотъ платный ремесленникъ стиха, но игра чувствами опредѣлялась не теплотою и не глубиною содержанія, а настроеніемъ самой публики. Когда повязка спускалась на глаза невѣсты и напоминала присутствующимъ, что — какъ поется въ одной пѣснѣ — „еще одна минута, и — хорошо-ли, плохо-ли — не будетъ уже возврата“, въ этотъ рѣшительный моментъ слезы напрашивались и безъ напутственныхъ словъ бадхона. Точно также въ самый разгаръ веселія, когда настроеніе и безъ того приподнято, достаточно было одного удачнаго стиха, чтобы повысить душевный строй общества еще на одну нотку. Да и самъ народъ не высоко цѣнилъ своего пѣвца: въ соціальной іерархіи бадхону отводилось одно изъ наименѣе почетныхъ мѣстъ, а для процесса его творчества народная терминологія не нашла другого выраженія, какъ „говорить риѳмы“ (sogen Grammen). Для иллюстраціи этой исключительной погони за риѳмой, народъ еще въ наше время приводитъ образцы бадхонской поэзіи, образцы, нѣсколько поддѣльные, можетъ быть, по формѣ, но не по содержанію. Такъ, во время свадебной трапезы, когда начиналась раздача подарковъ новобрачнымъ, бадхонъ выкрикивалъ поименно щедрыхъ гостей, сопровождая каждое имя соотвѣтстующимъ стихомъ. И вотъ народъ влагаетъ въ уста своему пѣвцу слѣдующее классическое двустишіе:
- Nit kein Stamp, nor a Steissl,
- M’ruft aus die Kales a Vetter Reb Meiss’l.
Не лучшій отзывъ о поэтическомъ дарѣ бадхона далъ въ своей автобiографіи одинъ изъ еврейскихъ авторовъ, описавшій свадьбу начала 19-го вѣка: приводимыя имъ для примѣра нѣсколько строфъ по своему достоинству вполнѣ конкуррируютъ съ приведеннымъ выше образцомъ 1).
Въ печатной литературѣ бадхонъ не оставилъ никакихъ слѣдовъ. Онъ „говорилъ риѳмы“ экспромптомъ, соображаясь съ случаемъ, и, подобно своему собрату по ремеслу — кобзарю, обыкновенно сочинялъ не только слова, но и музыку къ нимъ.
1) M. А. Гинцбургъ: „אביעזר“ стр. 71.
Чтобы покончить съ отдѣльными лицами, имѣвшими то или другое отношеніе къ народной поэзіи, мы удѣлимъ нѣсколько строкъ и близкому родственнику бадхона — шуту-актеру. „Лихорадка не болѣзнь, а Пуримъ — не праздникъ“ — гласитъ поговорка, на дѣлѣ же ни одинъ праздникъ не былъ обставленъ такой богатой программой развлеченій, какъ этотъ. Помимо пирушки и подарковъ, къ празднику Пуримъ были пріурочены драматическія представленія, въ которыхъ участвовали актеры-любители. Ставились мистеріи, преимущественно XIII ↱ ”Артаксерксово дѣйство“ (Achaschweros-spiel), какъ болѣе соотвѣтствующее злобѣ дня. Порою представленіе происходило въ особомъ помѣщеніи, и тогда, конечно, устраивалась сцена, обращалось нѣкоторое вниманіе на декоративную часть, а актеры разыгрывали все „дѣйство“ съ начала до конца, болѣе или менѣе придерживаясь рукописнаго или печатнаго текста 1). Но чаще всего случалось, что актеры небольшими группами бродили по обывательскимъ домамъ и представляли лишь отдѣльные эпизоды любимыхъ пьесъ. Вотъ въ этомъ-то случаѣ дѣло не обходилось безъ вольныхъ вставокъ и отступленій, и личному творчеству давался широкій просторъ. Порою актерская вставка не имѣла никакого отношенія къ содержанію пьесы, а являлась вступительнымъ или заключительнымъ обращеніемъ къ слушателямъ — обращеніемъ, съ сильнымъ оттѣнкомъ попрошайничества. Вотъ образецъ вступительнаго стиха:
- Gut Purim, gut Purim, maine liebe Lait!
- Weisst ihr, wos Purim batait?
- Purim batait, m’soll theiln oreme — Lait 2).
Или слѣдующій стихъ, которымъ актеръ заключалъ свою игру:
- Haint is Purim, morgen is aus, —
- Git mir a Groschn un warft mich araus! 3).
Какъ актеръ (Purim-spieler), такъ и бадхонъ были сынами своего народа, и, если мы нѣсколько остановились на этихъ двухъ типичныхъ поэтахъ, то только потому, что ихъ вліяніе довольно ясно проглядываетъ въ нѣкоторыхъ чисто-народныхъ пѣсняхъ. —
Хотя, какъ указано было выше, до 2-ой половины XIX в. исключительнымъ творцомъ и хранителемъ жаргонной пѣсни являлся самъ народъ, но не всѣ слои послѣдняго играли въ этомъ отношеніи одинаковую роль. Какъ это замѣчается и у прочихъ народовъ, такъ и у евреевъ процессъ творчества былъ интенсивнѣе въ низшихъ соціальныхъ классахъ, чѣмъ въ высшихъ: женщины, дѣти, рабочій людъ, солдаты и прочая младшая братія — вотъ сфера, гдѣ зарождалась и сохранялась пѣсня. Этимъ обстоятельствомъ отчасти и объясняется фактъ преобладанія въ народной поэзіи мотивовъ изъ жизни униженныхъ и оскорбленныхъ. Каждый народъ поетъ такъ, какъ живетъ. Если это положеніе вѣрно, то еврейская пѣсня станетъ намъ болѣе понятна, если мы сопоставимъ ее съ еврейской дѣйствительностью. Прослѣдить вкратцѣ жизнь въ пѣснѣ и пѣсню въ жизни — вотъ наша задача при дальнѣйшемъ изложеніи.
1) Въ имѣющихся у насъ отрывкахъ „אחשורוש-שפיל“ (печатано въ 1718 г.) даются подробныя указанія относительно устройства сцены и декораціи. Сама драма написана рифмованной прозой. Хотя на 1-ой страницѣ сказано, что драма составлена на основаніи „Ялкута“ и разныхъ „Мидрашимъ“, но по содержанію она въ главныхъ своихъ частяхъ представляетъ переводъ съ нѣмецкаго оригинала.
2) Счастливый вамъ Пуримъ, дорогіе мои господа! Знаете-ли, что такое Пуримъ? Пуримъ означаетъ, что не слѣдуетъ забывать бѣдныхъ.
3) Сегодня Пуримъ, а завтра его ужъ нѣтъ; подайте мнѣ грошъ и выпроводите меня прочь.
”Благословенъ еси, Господи, что не сотворилъ меня женщиной“. Такъ гласитъ одна изъ молитвъ, которую мужчина повторяетъ каждое утро. Женщина же, вполнѣ мирясь съ своимъ положеніемъ, замѣняетъ соотвѣтствующее мѣсто молитвы другимъ, болѣе скромнымъ текстомъ: „Благословенъ Господь, что сотворилъ меня по волѣ Своей“. Но слишкомъ смѣлъ былъ бы тотъ, кто на основаніи словъ молитвы сдѣлалъ бы выводъ, что взглядъ на женщину, какъ на низшее существо, былъ преобладающимъ и въ еврейской жизни. Преимущество одного пола передъ другимъ сказывалось больше въ религіозно-обрядовой сферѣ, чѣмъ въ обыденной семейной средѣ. Почти до второй половины XIX вѣка религія не только теоретически, но и фактически проникала во всѣ уголки жизни польско-литовскихъ евреевъ. Въ этомъ теократическомъ обществѣ цѣна человѣка опредѣлялась прежде всего степенью его религіознаго совершенства. Вся совокупность предписаній и обрядовъ падала главнымъ образомъ на мужчину, а богословская эрудиція была его исключительной монополіей. И вотъ, въ зачетъ за его религіозныя обязанности, мужчинѣ отведено было первое мѣсто въ іерархіи половъ. Но первенство это признавалось за нимъ не въ смыслѣ деспотической власти мужа и отца, а лишь умственнаго и духовнаго превосходства. Если ко всему вышесказанному прибавимъ роль мужчины, какъ рабочей силы, какъ экономической основы семьи, то мы поймемъ, почему уже въ самый моментъ рожденія мальчикъ считался наиболѣе желаннымъ гостемъ. Когда мать, склонившись надъ колыбелью, убаюкивала своего ребенка, пѣсня ея отличалась наибольшей содержательностью, если въ этой колыбели лежалъ сынъ. Подъ звуки монотонной мелодіи пророчица сулила своему любимцу въ будущемъ все, что считалось идеаломъ счастья въ настоящемъ. И это предстоящее счастье сына выражалось не столько въ матеріальныхъ благахъ, сколько въ богословской учености и безусловной преданности своей вѣрѣ. Почти всѣ наиболѣе старинныя колыбельныя пѣсни проникнуты этимъ идеальнымъ мотивомъ. Въ одномъ мѣстѣ мать унимаетъ своего сына слѣдующимъ доводомъ: „Вѣдь, когда выростешь, ты будешь столпомъ науки; твоей славой ты прославишь и родителей; подобаетъ ли тебѣ пищать и плакать?“ 1) — Въ другихъ пѣсняхъ мать повторяетъ эту тему на другіе лады. „Мой сынъ будетъ изучать Тору, а Тора — самый дорогой товаръ“. Или: „Сынокъ уродится на славу и будетъ въ состояніи разрѣшать спорные религіозные вопросы“ 2). Порой пѣсня дѣлаетъ экскурсію и въ загробную жизнь, перенося и туда земные взгляды на человѣческое совершенство. „Отецъ не научилъ сына всему, что Богъ велитъ, и вотъ на томъ свѣтѣ такого отца будутъ жарить на огнѣ. Ты-жъ, родимый, своимъ праведнымъ заступничествомъ извлечешь своего отца изъ ада“ 3). Далѣе въ томъ же духѣ: „Настанетъ для меня время отправиться на XV ↱ тотъ свѣтъ, и двери рая будутъ открыты. Ты, мой сынъ, старайся быть богобоязненнымъ и добрымъ, и тогда на томъ свѣтѣ скажутъ: „дайте мѣсто въ раю матери праведника!“ 1).
1) № 63.
2) № 64.
3) № 65.
Не такъ пѣлось у изголовья дочери: отъ послѣдней не ожидали ни земной славы, ни загробнаго заступничества. Вся задача женскаго воспитанія сводилась къ тому, чтобы создать добрую жену, любящую мать, экономную хозяйку. Колыбельная пѣсня сулила счастье и женщинѣ, но это было не счастье, пріобрѣтаемое личными качествами и усиліями, а счастье, отраженное отъ родителей или мужа 2): женщина разсматривалась не какъ самостоятельная величина, а какъ дочь такого-то, или жена такого-то. Непрошенная гостья при рожденіи, она уже съ малолѣтства получала для руководства формулу обязанностей, сжато, но ясно выраженныхъ въ предназначенной для дѣтскаго возраста молитвѣ: „Буду исполнять все, что Богъ велитъ, что отецъ и мать велятъ, что всѣ добрые и богобоязненые люди велятъ“. Объ образованіи женщины, объ ея умственномъ развитіи заботились слишкомъ мало: для тѣхъ немногихъ, которыя посѣщали школу (хедеръ), предѣломъ знанія служило чтеніе и, въ исключительныхъ случаяхъ, письмо на жаргонѣ. Образованіе замѣнялось домашнімъ воспитаніемъ, а школа уступала мѣсто кухнѣ и хозяйству. Совершенную противоположность по обширности программы представляло образованіе мужчины. Можно только удивляться быстротѣ, съ которой мальчикъ переходилъ безъ порядка и послѣдовательности отъ низшей стадіи знанія къ высшей. Оставаясь вѣрной жизни, народная пѣсня обозначаетъ эту безсистемность словами „учиться по порядку“ 3) (lernen k‘sseider). Пяти или шести лѣтъ мальчикъ поступалъ въ хедеръ, въ восьмилѣтнемъ возрастѣ онъ нерѣдко изучалъ уже Талмудъ съ его діалектическими тонкостями, а на 13-мъ году, при наступленіи религіознаго совершеннолѣтія, онъ уже „говорилъ проповѣдь“ (sogen а Drosche). Но, если школа искусственно старалась привить своимъ питомцамъ преждевременную серьезность и раннюю ученость, то возрастъ все же бралъ свое. Чтобы убѣдиться въ этомъ, стоитъ лишь обратить вниманіе на многочисленныя пѣсни и прибаутки, созданныя фантазіей дѣтства и школьнаго періода. Въ этомъ юномъ творчествѣ въ большинствѣ случаевъ нѣтъ ни содержанія, ни смысла, и только часто встрѣчающіяся древне-еврейскія слова и цитаты свидѣтельствуютъ, что мы имѣемъ дѣло не съ первымъ лепетомъ ребенка, а со школьникомъ, давно прошедшимъ начальные азы. Конечно, общее правило не бываетъ безъ исключеній. Между прочимъ слѣдуетъ отмѣтить и нѣкоторые хотя и безсвязные стихи, но первоначальный текстъ которыхъ когда-то, повидимому, служилъ мнемоническимъ пріемомъ для заучиванія древне-еврейскихъ словъ 4).
1) Ibid.
2) № 67.
3) См. напр. № 62
4) №№ 122 — 123.
Хедеръ служилъ преддверіемъ къ высшему образованію, а послѣднее давало возможность занять почетное, привилегированное положеніе въ обществѣ — въ видѣ-ли раввина, или же въ видѣ ученаго талмудиста. Больше ста лѣтъ тому назадъ Соломонъ Маймонъ классифицировалъ польско-литовскихъ евреевъ на 3 группы: „на неученыхъ, на ученыхъ, которые дѣлаютъ свою ученость промысломъ, и на ученыхъ, которые посвящаютъ себя наукѣ, не занимаясь никакой профессіей и живя на счетъ промышленныхъ классовъ“ 1). Эта классификація не теряла своего жизненнаго смысла вплоть до второй половины 19-го вѣка. Въ то время какъ ученый занималъ въ обществѣ первое мѣсто, задавая всѣмъ тонъ, неученый цѣнился лишь въ зависимости отъ его матеріальныхъ средствъ. „Если не знаніе (Тора), если не деньги — поется въ одной пѣснѣ — то для чего существуетъ свѣтъ?“
- Nit kein Teire, nit kein Geld —
- Wos-se teig gor die Welt? 2).
И, — это покажется страннымъ, — стремленіе къ знанію было у евреевъ сильнѣе, чѣмъ погоня за деньгами. Стать ученымъ — было завѣтной мечтой еврейскаго юноши, если только позволяли способности и обстоятельства. За то ученость была главной статьей, которая вписывалась въ активъ каждаго молодого человѣка, при вступленіи его въ практическую жизнь. Первая практическая задача, предстоявшая каждому еврею, заключалась въ бракѣ. Взгляды, надежды и опасенія, предшествовавшіе и сопутствовавшіе моменту вступленія въ брачное сожитіе, нашли себѣ полное выраженіе въ цѣломъ рядѣ народныхъ пѣсенъ. Ученый женихъ имѣлъ преимущество передъ всѣми прочими претендентами. „Богатый купецъ, арендаторъ, или промышленникъ — говоритъ тотъ же Соломонъ Маймонъ — употребляетъ всевозможныя усилія, чтобы пріобрѣсти зятя — хорошаго талмудиста“ 3). Пѣсня повторяетъ эти слова на разные лады. „Сижу я на камнѣ и плачу: всѣ дѣвицы становятся невѣстами, а для меня все еще нѣтъ суженаго“ — такъ жалуется дочь. Отецъ спрашиваетъ ее: „Не дать-ли тебѣ въ мужья сапожника?“ „Нѣтъ! — отвѣчаетъ дочь — я не дочь сапожника, не могу быть и женой сапожника!“ Отецъ предлагаетъ цѣлый рядъ другихъ жениховъ, но все напрасно. Только напослѣдокъ, когда онъ сулитъ ей въ мужья раввина, она съ радостью восклицаетъ: „Вотъ это мнѣ по вкусу!“ 4). Въ другой пѣснѣ невѣста мечтаетъ о женихѣ „съ черными волосами, съ голубыми очами, который былъ бы гораздъ въ Торѣ и, изучивъ послѣднюю, продолжалъ бы все таки свои научныя занятія и денно, и нощно“ 5). Но „черные волосы и голубыя очи“ могли служить лишь случайнымъ придаткомъ къ учености. О внѣшнемъ благообразіи дѣвицѣ наравнѣ съ молодымъ человѣкомъ дозволялось XVII ↱ лишь мечтать, и то не вслухъ. И если въ дѣвичьей пѣснѣ поется: „Черныя (т. е. спѣлыя) вишни мы срываемъ, а красныхъ не трогаемъ; красивыхъ парней мы выбираемъ, некрасивыхъ не удостоиваемъ вниманія“ 1), то только полетъ фантазіи и самообманъ могли подсказать подобный стихъ. Только по волѣ родителей дочь становилась невѣстой, а сынъ — женихомъ. Субъектами брачной сдѣлки являлись родители, а объектами — женихъ, невѣста и приданое. Въ большинствѣ случаевъ брачный союзъ устраивался при помощи посредника — свата („шадхонъ“), о которомъ народная пѣсня не всегда даетъ лестный отзывъ. „Сватъ, сватъ! будь проклятъ! чего ты хотѣлъ отъ меня? Ты получилъ за свои труды вознагражденіе и зарѣзалъ меня безъ жалости“! 2). Подобная же жалоба раздается и по адресу родителей. „Наши родители устраиваютъ для насъ браки, не спрашивая насъ объ этомъ. Вотъ почему мы проводимъ въ горѣ нашу жизнь“ 3).
1) „Евр. Библіотека“ т. I. Автоб. Сол. Маймона.
2) № 26.
3) Loc. cit.
4) № 249.
5) № 245.
”Любовь — это новое для насъ слово“ — выразился въ 70-хъ годахъ одинъ изъ еврейскихъ писателей. И онъ былъ правъ. До второй половинѣ 19-го вѣка польско-литовскій еврей былъ слишкомъ мало знакомъ съ печатнымъ романомъ и еще меньше переживалъ онъ романъ лично, какъ дѣйствующій герой. Любовный мотивъ, какъ предтеча брака, почти совершенно отсутствуетъ и въ старинныхъ пѣсняхъ. Въ послѣднихъ „любовь“ составляетъ нецензурное слово, которое можно было произносить лишь послѣ брака. Это слово не произносится и въ предсвадебныхъ и свадебныхъ пѣсняхъ, хотя онѣ съ достаточною, порою даже излишнею подробностью излагаютъ событія, обычаи и чувства, сопровождающіе актъ бракосочетанія 4). Для жениха и невѣсты обязательнѣе было предварительное знаніе правилъ брачной гигіены, чѣмъ знакомство другъ съ другомъ. Вѣрили больше въ фатализмъ, чѣмъ въ чувства. Гдѣ-то на небѣ еще задолго до рожденія каждому человѣку предрѣшалась его подруга жизни. Когда молодыхъ водили подъ вѣнецъ, они „въ счастливый часъ“ выступали впередъ правой ногой, подъ вѣнцомъ же каждый изъ брачущихся пытался первымъ наступить другому на ногу въ надеждѣ, что этимъ актомъ онъ закрѣпитъ за собою власть надъ своей второй половиной.
1) № 170.
2) №№ 279—280.
3) №№ 240—241.
4) № 260.
Не слѣдуетъ однако, забывать, что возрастъ брачущихся былъ еще слишкомъ незрѣлъ, чтобы можно было требовать отъ нихъ трезваго и сознательнаго отношенія къ жизненнымъ вопросамъ. Порою 16-ти лѣтній юноша становился мужемъ а 13-ти лѣтняя дѣвица — женою. Въ концѣ описываемаго нами періода, во второй половинѣ 30-хъ годовъ, было даже время, когда сплошь и рядомъ вѣнчали дѣтей, не достигшихъ и десятилѣтняго возраста. Это было одно изъ несчастныхъ недоразумѣній, вызванныхъ больною фантазіей напуганнаго народа, имѣвшаго достаточное основаніе опасаться всякой новой XVIII ↱ правительственной мѣры. По чертѣ еврейской осѣдлости разнесся слухъ, что въ готовомъ къ обнародованію Положеніи о евреяхъ 1) имѣется какой-то страшный законъ. Собственно говоря, именно этотъ законъ былъ однимъ изъ самыхъ невинныхъ. Въ немъ устанавливался минимальный возрастъ для вступленія евреевъ въ бракъ. Но народная молва толковала этотъ законъ по своему. Говорили, будто правительство имѣетъ въ виду стѣснить свободу еврейскихъ браковъ. Нѣкоторые пошли еще дальше и рѣшили, что вслѣдъ за увеличеніемъ количества холостой молодежи евреи будутъ привлечены къ усиленной рекрутской повинности. Подъ вліяніемъ этихъ и тому подобныхъ слуховъ, родители поспѣшили заблаговременно обвѣнчать своихъ малолѣтнихъ дѣтей и тѣмъ избавить ихъ отъ возможной опасности. Это время массовыхъ браковъ, вызванныхъ не естественною потребностью, а исключительно политическимъ страхомъ, получило въ народѣ названіе „Behole“ 2). Есть народная пѣсня, начинающаяся слѣдующими словами:
- ”Tische b’Ow а Chassunke — Keiner nit gekummen,
- Jingelech mit Meidelech hoben sich genummen“.
Переводъ: „Въ 9-ый день мѣсяца Аба устроена была свадьба; гостей не было; новобрачные были мальчики и дѣвочки“.
Кажется, только въ эпоху такъ называемой „Behole“ могла возникнуть эта странная пѣсня о свадьбѣ безъ гостей, о весельѣ въ печальный день разрушенія храма и о малолѣтнихъ, идущихъ подъ вѣнецъ.
1) Полож. 1835 г.
2) Указаніе на „Behole“ встрѣчаемъ въ бiографіи Цвейфеля въ „האסיף“ 1889 г. стр. 214.
Правда, этотъ исключительный и случайный историческій періодъ тянулся недолго; но и безъ него брачное совершеннолѣтіе всегда предшествовало фактическому, и молодая чета нуждалась въ болѣе или менѣе продолжительной родительской опекѣ даже послѣ свадьбы. Въ брачномъ договорѣ рядомъ съ приданымъ обыкновенно предусматривался и рѣшался вопросъ о томъ, кто будетъ содержать молодую пару въ первые годы супружества: родители жениха, или невѣсты. Большею частью эта обязанность выпадала на долю родителей невѣсты. Предполагалось, что новобрачные подъ надзоромъ старшихъ научатся жизненному опыту и подготовятся къ будущей самостоятельности. Пожалуй, не послѣднюю роль тутъ играло соображеніе, что приданое, при отсутствіи расходовъ, пріумножится, и, когда наступитъ пора устроиться своимъ домомъ за свой собственный счетъ и рискъ, дѣйствительность со своими заботами и волненіями не предстанетъ сразу въ видѣ грозной альтернативы: „кошелекъ или жизнь“. — Народныя пѣсни много говорятъ и о приданомъ, и о житьѣ на хлѣбахъ (Kest) въ домѣ родителей того или другого изъ супруговъ. Есть еврейская поговорка: „Приданое и наслѣдство дѣлятся съ чортомъ пополамъ“ (Nadan un XIX ↱ Jrusche, mit dem Taiwl Chawrusche). Это значитъ, что приданое и наслѣдство, какъ легкая нажива, не идутъ въ прокъ. Повидимому, родители невѣсты въ большинствѣ случаевъ слишкомъ вѣрили въ непогрѣшимость житейской мудрости, заключающейся въ этой поговоркѣ. Будущій тесть, обѣщая приданое, рѣдко исполнялъ свое обѣщаніе полностью: обыкновенно онъ удерживалъ въ свою пользу ту долю, которая все равно, раньше или позже, могла перейти отъ жениха къ чорту. Эти неисполненныя обѣщанія нашли себѣ откликъ и въ пѣсняхъ. „Вотъ какъ, вотъ какъ обманываютъ жениха! обѣщаютъ ему много приданаго, а не даютъ ему ни гроша“.
- Ot asei un ot asei narrt men op a Choss’n! —
- M’sogt ihm zu a ssach Nadan, un m’git im nit kein Grosch’n 1).
Не всегда былъ сладокъ и даровой хлѣбъ, который новобрачные по условію получали послѣ свадьбы. „Горько, матушка, птицѣ безъ гнѣзда; горько, матушка, ѣсть хлѣбъ у свекра и свекрови (или у тестя и тещи)“.
- Wie s’is bitter, main liebe Mutter, a Yeigele ohn a Nest,
- Asei is bitter, main liebe Mutter, bai Schwer un Schwiger af Kest 2).
Въ другой пѣснѣ мать разспрашиваетъ свою дочь о жизни ея въ домѣ родителей ея мужа: „Дорогая, какъ относится къ тебѣ свекровь?“ Дочь отвѣчаетъ: „Свекровь вѣчно зла, словно тигръ“ 3). Напрасно невѣстка старается быть услужливой, уступчивой: къ ней всегда придираются и предъявляютъ все большія требованія 4). Не легче жилось въ домѣ тестя и тещи молодому зятю. Въ большінствѣ случаевъ ему, если онъ принадлежалъ къ классу ученыхъ, приходилось еще до брака вкушать чужой хлѣбъ. Отправляясь въ тотъ или другой іешиботъ 5), для пополненія своихъ талмудическихъ знаній, молодой человѣкъ на чужбинѣ находилъ себѣ даровое пропитаніе въ обывательскихъ домахъ, обыкновенно по одному опредѣленному дню въ недѣлю въ каждомъ изъ семи такихъ домовъ. Это называлось „ѣсть дни“ (essn Täg), а тотъ, кто испытывалъ прелести этихъ „дней“ въ юношескомъ возрастѣ, могъ легче мириться и съ медовыми мѣсяцами и годами въ домѣ тестя и тещи. Зять не обезличивался такъ скоро, какъ невѣстка; онъ отстаивалъ свою самостоятельность и порою относился къ своему щекотливому положенію не безъ нѣкоторой доли юмора, „Что бы то ни было, а пять лѣтъ я буду жить на всемъ готовомъ — пусть тесть и теща дуются, а потомъ — прощай, жена! — я удеру въ Воложинъ“ 6).
- Finf Johr Kest hob ich doch gewiss — soll sich Schwer un Schwieger blosen, —
- Un dernoch — sai gesund, main Waib! — a wajiwrach kain Wolosin.
1) № 238.
2) № 264.
3) № 267.
4) № 266.
5) Пѣсню іешиботника см. № 314.
6) № 289.
При наступленіи періода самостоятельнаго существованія, молодому зятю, порою уже главѣ значительнаго семейства, предстояли три дороги. По первой слѣдовали избранники, которые, благодаря эрудиціи и соотвѣтствующему аттестату, имѣли право, возможность и счастье занять раввинскую должность въ какой-либо общинѣ. Нельзя сказать, чтобы раввинская профессія дорого оплачивалась, но за то она была почетна, она была началомъ дворянства не только личнаго, но и наслѣдственнаго. Не даромъ дѣвица въ цитированной уже нами пѣснѣ 1) предпочитаетъ раввина всѣмъ прочимъ женихамъ. Она, будущая раввинша, займетъ почетное мѣсто среди прочихъ женщинъ, она будетъ первымъ лицомъ въ женской половинѣ сінагоги, она, уже въ силу своего чина, будетъ предметомъ вниманія и уваженія со стороны окружающихъ. Словомъ, она будетъ своего рода знаменитостью, столь же жизнерадостной и самодовольной, какъ воспѣваемая въ пѣснѣ ея подруга — раввинша изъ Шклова 2). Но, можетъ быть, молодому ученому не удастся сдѣлаться раввиномъ; можетъ быть, неудавшійся умственный пролетарій окажется неспособнымъ и ко всякой другой дѣятельности. Тогда остается пойти по другой дорогѣ — по дорогѣ святыхъ бездѣльниковъ, вѣчно совершенствующихся богослововъ-дилетантовъ. Такой ученый продолжалъ заниматься до конца своей жизни, а пропитаніе доставляли ему порою тесть, порою община, выплачивавшая особо выдающимся труженикамъ нѣкоторую пенсію, чаще же всего жена. Не удивительно, что такой мужъ, если онъ почему-либо не выдвигался на ученомъ поприщѣ, терялъ даже свое имя въ пользу своей жены, такъ какъ она одна была въ обыденной жизни извѣстна, какъ представительница и кормилица семьи. И, если у евреевъ существуетъ много фамилій, корни которыхъ произошли отъ того или другого женскаго имени (Фрадкинъ, Рохлинъ, Гиндесъ и т. п.), то въ большинствѣ случаевъ это объясняется одной и той же семейной исторіей о недѣеспособномъ мужѣ и труженицѣ-женѣ, ставшей главою дома и сообщившей свое имя потомству. Тутъ отчество вытѣснялось материнствомъ, а послѣднее превращалось со временемъ въ оффиціальную фамилію.
1) № 249.
2) № 311.
Третій путь къ самостоятельности велъ къ торговлѣ въ томъ или другомъ ея видѣ. Отъ именитаго купца, знакомаго не только съ внутренними рынками, но и съ Лейпцигомъ и Гинсперикомъ (Кенигсбергомъ), до мелкаго лавочника и странствующаго коробейника было много градацій. Но, въ общемъ, лишь незначительная часть торговаго класса пользовалась матеріальнымъ достаткомъ; большинство же брало съ бою каждый кусокъ хлѣба и жило не столько отъ доходовъ, сколько отъ сокращенія насущныхъ потребностей. Въ борьбѣ за существованіе было больше побѣжденныхъ, чѣмъ побѣдителей. Не одну пѣсню народъ сложилъ про этихъ неудачниковъ. По торной дорогѣ къ хлѣбу XXI ↱ „и кони не двигаются съ мѣста, и колеса пе вертятся“ (Un die Ferd geihen nit, un die Räder dreihen nit) 1). „Цѣлую недѣлю выбиваешься изъ силъ, а на субботу приходится дѣлать заемъ“ (А ganze Woch horewet men doch, — af Schabes mus men laihen) 2). При отсутствіи капитала, евреи пускалъ въ оборотъ свои нервы и придумывалъ различныя комбинаціи. Есть коротенькая, но характерная пѣсенка, въ которой жена помогаетъ мужу думать на тему: „что дѣлать?“ ”Послушай, мужъ, — создай какой-нибудь планъ, сотвори крючекъ; въ противномъ случаѣ сдѣлайся меламдомъ“. (Her zu, main Mann, mach а Plan, mach a Dreid'l, Dreid’l Dreid’l ...; un as nit, nehm a Wid vun a Melamed). Терминъ „меламедъ“ употреблялся и въ переносномъ значенін: въ этомъ словѣ заключалась характеристика цѣлаго типа людей, неудачно появившихся на свѣтъ Божій, не умѣющихъ ковать себѣ счастье и слишкомъ наивныхъ въ борьбѣ за хлѣбъ. Чаще всего случалось, что меламды въ переносномъ смыслѣ въ концѣ концовъ, послѣ долгихъ мытарствъ, превращались въ дѣйствительныхъ меламдовъ. Цензъ, необходимый для обученія дѣтей первоначальной грамотѣ, былъ слишкомъ невысокъ, и, за рѣдкими исключеніями, всякій еврей считалъ себя годнымъ къ роли преподавателя. И не даромъ сложилась поговорка: „стать меламдомъ и умереть — никогда не поздно“. (Kneln un starbn versamt men nit). Ho, не смотря на всѣ невзгоды, мелкій торгашъ — кандидатъ на меламедскую карьеру — ставилъ себя выше любого ремесленника. И этотъ взглядъ на ремесло выросъ не на почвѣ пренебреженія физическімъ трудомъ, а являлся результатомъ того же теократическаго общественнаго строя, на которомъ покоились всѣ прочія основы еврейской жизни. Представители ремесленнаго труда уже въ раннемъ возрастѣ мѣняли школу на верстакъ и, естественно, не могли претендовать на почетъ въ обществѣ, гдѣ каждый человѣкъ цѣнился по количеству заученныхъ богословскихъ трактатовъ. Въ ремесленникѣ не уважался неучъ, и эти два понятія сдѣлались синонимами. Подражая дѣйствительности, народныя пѣсни помѣстили этотъ классъ на рубежѣ соціальнаго положенія, гдѣ кончается ученость, богатство и почетъ, и начинается невѣжество, нищета и ничтожество. Ремесленникъ былъ пасынкомъ общества и, какъ увидимъ ниже, служилъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ козломъ отпущенія для прочихъ своихъ единовѣрцевъ. Нужда была въ ремесленномъ быту естественной спутницей жизни. „Сидитъ сапожникъ, шьетъ и шьетъ и получаетъ лихорадку, но не хлѣбъ“.
- Sitzt а Schuster, neiht un neiht,
- Hot Kadoches — nit kein Breit.
1) № 324.
2) № 303
Эту пѣсню съ одинаковымъ успѣхомъ можно было бы примѣнить и ко всякому другому ремеслу. Евреи на Литвѣ часто повторяютъ жмудскую поговорку: „Портной и сапожникъ — не люди“. Представители XXII ↱ этихъ двухъ наиболѣе распространенныхъ ремесленныхъ занятій пользовались особо незавидной репутаціей. Нѣсколько болѣе привелегированное положеніе занимали ремесленники, въ произведеніяхъ которыхъ, помимо рукъ, участвуютъ вкусъ, замыселъ и нѣкоторое теоретическое знаніе, какъ-то: золотыхъ и часовыхъ дѣлъ мастера, механики, слесаря и т. п.
Еще ниже ремесленника стояли на общественной лѣстницѣ лица, занимавшіяся чернорабочимъ трудомъ: извощики, водоносы, прислуга въ разныхъ видахъ, словомъ, всѣ тѣ, которые и у другихъ народовъ не могутъ похвастать своею участью.
Особое мѣсто среди разныхъ классовъ еврейскаго населенія занимаютъ жители деревень, такъ называемые „іишувники“. Въ народныхъ пѣсняхъ, а еще болѣе въ сказкахъ и ходячихъ анекдотахъ „іишувникъ“ выставляется главнымъ образомъ съ комической стороны, какъ Иванушка-дурачекъ, какъ простякъ, не умѣющиі опредѣлять свои отношенія ни къ Богу, ни къ людямъ. Тамъ, въ деревенской глуши, онъ отсталъ отъ общаго уровня еврейской жизни, многое забылъ, а то, чему научился, не могло нравиться горожанину. Іишувникъ — неучъ: онъ порою не въ состояніи отличить одной еврейской буквы отъ другой. Онъ 50 разъ повторяетъ молитву, которую слѣдуетъ повторять лишь 3 раза, и только потому, что букву „ג“, обозначающую число три, онъ принялъ за „נ“, имѣющую значеніе 50. Іишувникъ ничего, кромѣ своей деревни, не знаетъ: это — еврейскій мужикъ, необтесанный сынъ природы. Комиченъ онъ самъ, комичны его сыновья съ ихъ мѣдными лбами, комичны его дочери, получающія въ приданое картошку и горохъ 1). Таковъ іишувникъ въ пѣсняхъ, разсказахъ и анекдотахъ.
Есть цѣлый рядъ народныхъ пѣсенъ, интересныхъ въ томъ отношеніи, что языкъ ихъ напомінаетъ Вавилонское столпотвореніе: жаргонныя, древне-еврейскія, русскія, польскія и даже литовскія слова уживаются рядомъ, или же въ одной и той же пѣснѣ каждый отдѣльный стихъ поется на другомъ языкѣ.
- „Мы пьемъ и гуляемъ“
- W‘ato Melech chai w’kaiom“ 2).
Въ другой пѣснѣ еврей проситъ Авраама, Исаака, Якова и прочихъ библейскихъ праведниковъ предстательствовать передъ Богомъ,
- „.. Чтобъ Онъ насъ вызволилъ,
- „Чтобъ Онъ насъ выводилъ,
- „Wuhin? — L’arzeinu нашу“ (Куда? — Въ нашу св. Землю 3).
1) № 133, примѣч., № 316.
2) № 372.
3) Одинъ изъ варіантовъ № 16.
Надо замѣтить, что въ пѣсняхъ этого типа русскій языкъ преобладаетъ надъ прочими. Это обстоятельство, а также нѣсколько побочныхъ намековъ, содержащихся въ древнихъ источникахъ, дали поводъ XXIII ↱ нѣкоторымъ ученымъ предположитъ, что въ старину литовскіе евреи употребляли вмѣсто теперешняго нѣмецкаго жаргона русскій языкъ. Конечно, это — одна изъ многочисленныхъ историческихъ гипотезъ, которая никого ни къ чему не обязываетъ. Но, если еще недоказано, что всѣ литовскіе евреи когда-то исключительно пользовались русскимъ языкомъ, какъ разговорнымъ, то во всякомъ случаѣ нельзя отрицать, что нѣкоторая часть евреевъ употребляла, какъ и теперь употребляетъ, этотъ языкъ рядомъ съ жаргономъ, или въ смѣси съ нимъ. Въ этомъ смыслѣ и слѣдуетъ понимать литературные памятники конца XVI и начала ХVІІ вв., приводящіе отдѣльные случаи употребленія евреями тѣхъ или другихъ русскихъ словъ 1). То, что уже разъ случилось 300 лѣтъ тому назадъ, повторилось въ 19-мъ столѣтіи. Почти на нашихъ глазахъ еврейскій жаргонъ подвергся въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ такому сильному русскому вліянію, что онъ могъ бы съ большимъ правомъ называться нѣмецко-русскимъ, чѣмъ просто нѣмецкимъ. Классическимъ примѣромъ руссификаціи жаргона можетъ служить разговорная рѣчь такъ называемыхъ николаевскихъ солдатъ, живущихъ внѣ черты постоянной еврейской осѣдлости. Оторванные когда-то отъ своихъ единовѣрцевъ, заброшенные на чужбину, они и ихъ потомки позаимствовали у окружающаго русскаго населенія много привычекъ и еще больше словъ. 2) И не одни только николаевскіе солдаты восприняли это обрусѣвшее нарѣчіе: въ настоящее время на немъ говорятъ и прочіе евреи, родившіеся и получившіе воспитаніе въ чисто русскихъ губерніяхъ.
Возвращаясь къ отмѣченной нами группѣ своеобразныхъ пѣсенъ, мы должны искать ихъ происхожденіе главнымъ образомъ въ тѣхъ слояхъ еврейскаго народа, которые по тѣмъ или другимъ причинамъ приходили въ близкое соприкосновеніе съ христіанскимъ населеніемъ и часто пользовались языкомъ послѣдняго. Словомъ, эти разноязычныя пѣсни всегда возникали въ мѣстностяхъ съ рѣдкимъ еврейскимъ населеніемъ, а въ 19-мъ вѣкѣ не малое участіе въ подобнаго рода творчествѣ принимали николаевскіе солдаты 3).
Рекрутчина стараго времени (до Устава 1874 г.) оставила глубокій слѣдъ въ народной памяти. Теперь ужъ нѣтъ кантонистовъ, нѣтъ и пойманниковъ, но пѣсни пережили событія и сохранили для потомства печальную повѣсть о дореформенномъ солдатѣ.
1) См. „לקירות היהודים“, Б. А. Каца, стр. 32, 33.
2) Употребленіе русскаго языка въ 16 и 17 вв. тоже совпадаетъ съ временемъ, когда евреи не успѣли организоваться многочисленными общинами и во многихъ мѣстахъ терялись въ общемъ населеніи.
3) Между прочимъ одинъ изъ нашихъ корреспондентовъ, отбывавшiй рекрутскую повинность въ 40 и 50 годахъ истекающаго столѣтія, сопровождаетъ присланную имъ полуеврейскую и полурусскую пѣсню примѣчаніемъ, что ее пѣли евреи-солдаты полвѣка тому назадъ.
Біографія послѣдняго слишкомъ не сложна. Если бы онъ происходилъ изъ богатой семьи, если бы онъ могъ сослаться на предка-раввина или выдающагося богослова, если бы, наконецъ, въ немъ самомъ были нѣкоторые задатки будущей учености, тогда, конечно, общество никогда не сдѣлало бы его козломъ отпущенія за свои повинности. Но, къ сожалѣнію, старая рекрутчина носила характеръ не столько гражданской обязанности, сколько наказанія. Въ солдаты вербовались лишь тѣ, которые почему-то считались худшими членами общества. На дѣлѣ же худшими оказывались лишь самые беззащитные. Дореформенная Россія не хотѣла вѣдаться съ отдѣльною личностью. Самою мелкою гражданскою единицею была община, личность же, словно буква въ словѣ, не имѣла самостоятельнаго значенія. Государству совсѣмъ не важно было, уклоняется ли отдѣльное лицо отъ повинностей, или нѣтъ, лишь бы община (т. е. кагалъ) была исправной плательщицей. Какія мѣры предпринимаетъ кагалъ для оправданія наложенныхъ на него повинностей и платежей, — это мало интересовало правительство. Неисполненіе правительственныхъ требованій влекло за собою отвѣтственность самого кагала въ лицѣ его представителей, и чѣмъ строже была эта отвѣтственность, тѣмъ больше проявлялся произволъ кагала по отношенію къ безсильнымъ членамъ общины. Еще въ 1853 г. вышло распоряженіе объ отдачѣ въ арестантскія роты представителей еврейскихъ обществъ за непоставку рекрутъ къ сроку 1). Можно себѣ представить, къ какимъ пріемамъ прибѣгали заправилы общинъ, чтобы обезпечить свою личную безопасность. „У меня единственный сынъ. — плачетъ мать, обращаясь къ кагальнымъ дѣльцамъ, — а вы приписали его къ четыремъ (несуществующимъ) братьямъ!“ 2). „Хожу я по улицѣ, — разсказываетъ еврейскій рекрутъ, — и у меня требуютъ паспорта. Паспортъ мой я потерялъ, и вотъ меня ведутъ въ пріемъ“ 3). Случалось, что у людей насильно отнимали паспорта, и потомъ уже, какъ бродягъ, ихъ сдавали въ солдаты. Не даромъ новобранецъ, послѣ трогательнаго прощанія съ близкими и родными, посылаетъ грозныя проклятія по адресу кагальныхъ воротилъ 4). Кагалъ — это отраженіе дореформенной Россіи въ еврейской жизни — палъ при общей ломкѣ старыхъ устоевъ, когда, съ воцареніемъ Имп. Александра II, личность была эмансипирована и когда она, а не община, стала послѣднею правоспособною и вмѣстѣ съ тѣмъ отвѣтственною передъ государствомъ единицею 5).
1) Журн. М. Вн. Д. 1853 г. — Приказъ по Воен. М-ству отъ 1 іюня 1853 г., а также Высоч. Повел. отъ 5 февр. 1853 г.
2) № 44.
3) № 45.
4) № 46.
5) Хотя слово „кагалъ“ было изъято изъ законодательства въ 1844. г., но прежніе порядки продолжались до тѣхъ поръ, пока правительство не измѣнило условій, сдѣлавшихъ существованіе кагала необходимымъ.
Еще больше, чѣмъ жалобами на кагальный произволъ, рекрутскія пѣсни проникнуты мотивомъ скорби, вполнѣ естественной у людей, порвавшихъ связь съ родиной, съ родителями, даже съ самимъ народомъ, къ которому принадлежатъ, и съ традиціями, въ которыхъ воспитывались. „Прощайте, сестры и братья! Богъ знаетъ, встрѣтимся-ли мы когда-либо!“ — „Десятилѣтнимъ ребенкомъ я изучалъ Пятикнижіе съ толкованіемъ Раши, а теперь приходится кормиться кашей“ 1). „Намъ брѣютъ бороды, стригутъ пейсы; насъ заставляютъ нарушать святость субботы и праздниковъ“ 2). Тотъ, кто знаетъ состояніе евреевъ того времени, пойметъ, сколько трагизма заключается даже въ самыхъ наивныхъ изъ рекрутскихъ жалобъ.
Мы не будемъ останавливаться на дальнѣйшей судьбѣ еврейскаго солдата. Сказаннаго достаточно, чтобы понять основные молитвы излагаемаго нами отдѣла пѣсенъ. Прибавимъ лишь, что въ болѣе старинныхъ варіантахъ строфы, для лучшаго запоминанія, слѣдуютъ одна за другой въ алфавитномъ порядкѣ.
Въ тѣсной связи съ рекрутскими стоятъ пѣсни, прямо или косвенно затрагивающія разныя политическія злобы еврейской жизни. Не касаясь содержанія этихъ пѣсенъ, мы скажемъ нѣсколько словъ объ ихъ цѣнности въ смыслѣ историческаго матеріала. Особый интересъ представляетъ въ этомъ отношеніи эпоха Николая I. Если бы кто вздумалъ изучать эту эпоху исключительно по печатнымъ источникамъ, то онъ пришелъ бы къ такимъ же одностороннимъ выводамъ, какъ и тотъ, кто воспользовался бы для этой же цѣли исключительно народнымъ творчествомъ. Въ то время, какъ русскіе и еврейскіе писатели николаевскаго періода прославляли заботливость правительства о благѣ евреевъ, о поднятіи ихъ умственнаго и матеріальнаго уровня, самъ народъ представлялъ себѣ эту эпоху исключительно съ точки зрѣнія отдѣльныхъ строгихъ законоположеній (Gseires) и даже велъ по нимъ свое пессимистическое лѣтосчисленіе. Вмѣсто того, чтобы пріурочивать событія къ опредѣленному году, народъ употреблялъ выраженія: „это было столько-то лѣтъ послѣ „Behole“ 3), или: „это случилось во время пойманичества (Chaperai)“ и т. п. „Рекрутскій наборъ — пишетъ русскій современникъ — есть благодѣяніе для еврейскаго народа. Сколько праздныхъ и бѣдныхъ жидовъ, поступившихъ на службу, теперь сыты, одѣты ...“ 4) А народъ не чувствуетъ этого благодѣянія и слагаетъ про рекрутчину грустнѣйшія изъ своихъ пѣсенъ. „Наше правительство — пишетъ изъ Россіи неизвѣстный корреспондентъ въ „Israelitische Annalen“ — не упускаетъ изъ виду ни одной стороны нашей жизни: оно одинаково заботится и о нашемъ просвѣщеніи, и о нашемъ благосостояніи“ 5). Въ этомъ же духѣ высказываются извѣстные XXVI ↱ среди евреевъ M. А. Гинцбургъ, И. Б. Левинзонъ и прочіе интеллигенты того времени 1). А народъ, не довѣряя оптимизму своихъ интеллигентовъ, проводитъ въ своихъ пѣсняхъ ту же мысль, которую главы виленской еврейской общины высказала д-ру Лиліенталю: „Съ какимъ-то мрачнымъ предчувствіемъ мы заглядываемъ въ будущее“ 2). Итакъ, интеллигентъ писалъ одну исторію, а народъ — другую. Но правда была гдѣ-то по серединѣ. Во второй половинѣ 1855 г. правда объ этомъ періодѣ была высказана въ немногихъ словахъ не еврейскимъ интеллигентомъ и не еврейскимъ народомъ, а чисто русскимъ человѣкомъ — будущимъ министромъ, гр. Валуевымъ. „Вездѣ — пишетъ онъ въ обнародованной лишь въ 1893 г. статьѣ — преобладаетъ у насъ стремленіе сѣять добро силою. Вездѣ пренебреженіе и нелюбовь къ мысли, движущейся безъ особаго на то приказанія. Вездѣ опека надъ малолѣтними“ 3).
1) № 45.
2) № 47.
3) См. выше, стр. XVIII.
4) Журн. М. Вн. Д. 1846 г. № 14, Замѣтки о Бѣлоруссіи стр. 47.
5) „Israel. Annalen“ 1839 г. № 5, стр. 39.
Чтобы покончить съ пѣснями болѣе ранняго происхожденія и перейти къ народному творчеству новѣйшаго времени, мы должны сказать нѣсколько словъ о духовныхъ стихахъ. Къ этой группѣ относятся отчасти и праздничныя пѣсни.
Праздники вообще и суббота въ частности играютъ у евреевъ роль не только физическаго, но и духовнаго отдыха. „Суббота — поется въ пѣснѣ — это олицетвореніе того свѣта“ 4). И дѣйствительно, въ праздничные дни душа переносится въ другое царство, гдѣ нѣтъ униженій, нѣтъ заботъ и волненій. Всѣ мелочи земной жизни оставляются въ складкахъ будничнаго платья. Вчерашній рабъ, съ поникшей головой и озабоченнымъ челомъ, вдругъ затягиваетъ жизнерадостную пѣсню: „Для чего намъ сегодня заботиться о томъ, что будетъ завтра?“ 5) Сегодня онъ — талантливый актеръ, вполнѣ ушедшій въ свою роль. — „Мужайся, возстань изъ грязи!“ — читаетъ онъ молитву и внушаетъ себѣ мысль, что онъ уже дѣйствительно возсталъ изъ грязи. „Когда-то мы были въ неволѣ, а теперь мы вполнѣ свободны“ — произноситъ онъ во время пасхальной трапезы и готовъ вѣрить, что эти старинныя слова относятся, именно, къ нему. Но вотъ солнце уже близится къ закату. Праздникъ кончается. Раздается какой-то таинственный голосъ: „Грѣшники, вернитесь въ адъ!“. Дѣйствительность возвращается во всей ея наготѣ, и забывшійся актеръ сразу отрезвляется. Гейневскій принцъ падаетъ съ неземной высоты и превращается, если не въ пса, то во всякомъ случаѣ въ прежняго раба. Но это — рабъ-философъ. У него нѣтъ шиповъ безъ розъ, нѣтъ бѣдствій безъ утѣшенія. Окружающіе народы отказываютъ XXVII ↱ ему въ человѣческомъ достоинствѣ, а онъ считаетъ себя избранникомъ. „Кто бы мы ни были, а все-таки мы евреи; чтобы мы не дѣлали, а все-таки мы соблюдаемъ іудейство“ 1) — поется въ духовномъ стихѣ. Въ другомъ мѣстѣ это ветхозавѣтное ученіе представляется въ видѣ невѣсты, единственной дочери самаго Бога, не нашедшаго для нея болѣе достойнаго жениха, чѣмъ евреевъ 2). И замыкаясь въ своей Торѣ, еврей считалъ и людскую злобу, и удары судьбы мимолетными, преходящими и ничтожными въ сравненіи съ Божественнымъ промысломъ. „Богъ — Господинъ, а человѣкъ — глупецъ“ 3) — резюмируетъ онъ въ пѣснѣ свое міросозерцаніе. Земная борьба съ ея девизомъ — губить и гибнуть 4) — есть лишь промежуточная стадія человѣческой эволюціи. А тамъ, впереди другія времена, дугіе девизы. Тамъ, впереди — надежда въ образѣ Мессіи. И „сидитъ Мессія сынъ Давидовъ на виду у всѣхъ; онъ держитъ чашу въ правой рукѣ и посылаетъ благословеніе на весь міръ“ 5).
1) „לקט אמרים“ (прилож. къ „המליץ“ 1888 г.) стр. 90; „בית האוצר“ стр. 296; „תעודה בישראל“ стр. 186.
2) „Евр. Библiотека“ т. 1, стр. 151 (ст. М. Моргулиса „Къ ист. образ. русск. евреевъ“)
3) „Русская старина“ 1893 г., сентябрь стр. 512
4) № 31.
5) № 20.
Заключая первый и главный періодъ народнаго творчества и переходя къ пѣснямъ новѣйшаго происхожденія, мы должны сдѣлать одну существенную оговорку. Если, описывая бытовыя стороны еврейской жизни, мы говорили о нихъ въ прошедшемъ времени, то изъ этого еще не слѣдуетъ, что все, сказанное до сихъ поръ, имѣло въ виду исключительно исчезнувшія явленія. Многія старыя бытовыя формы сохранились, или же доживаютъ свой вѣкъ и въ наше время. Но мы отнесли ихъ къ минувшей эпохѣ, желая этимъ сказать, что онѣ по духу и содержанію больше характеризуютъ предковъ, чѣмъ новѣйшее поколѣніе.
1) № 24.
2) №№ 2, 3 и 4.
3) № 22.
4) Интересны пѣсни, подражающія „חד גדיא“: одна сила губитъ другую и въ свою очередь уступаетъ третьей, — но Богъ выше всего. См. № 126.
5) № 12.
При дальнѣйшемъ изложеніи мы постараемся быть какъ можно болѣе краткими. Въ немногихъ словахъ мы отмѣтимъ элементы и поправки, внесенные въ народное творчество новыми вѣяніями второй половины 19-го вѣка. Царствованіе Александра II, коснувшись своіми преобразованіями всѣхъ сторонъ государственной жизни, выбило изъ старой колеи и инертное дотолѣ еврейское общество. Началась борьба двухъ направленій: за и противъ старины. Молодое поколѣніе учиняло погромъ надъ старымъ. Европа вторгалась въ черту осѣдлости не только своимъ просвѣщеніемъ, но и привычками, костюмомъ и внѣшнимъ благообразіемъ. Какъ это бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, ядро просвѣщенія нерѣдко смѣшивалось со скорлупой. Особенно рельефно эта внѣшняя оболочка европеизма выступаетъ въ народныхъ пѣсняхъ. Отличительная черта послѣднихъ заключается въ томъ, что въ нихъ XXVIII ↱ борьба поколѣній представлена главнымъ образомъ съ юмористической стороны. Повторилась старая исторія: насмѣшка послужила орудіемъ проведенія въ жизнь новыхъ взглядовъ. И вотъ въ это-то время и возникаетъ цѣлый рядъ юмористическихъ пѣсенъ, представляющихъ не болѣе, не менѣе, какъ каррикатуры дѣтей на своихъ старомодныхъ отцовъ, миснагдовъ на внѣшнія проявленія хасидизма. Но проходитъ одно десятилѣтіе, и въ 70-хъ годахъ народъ включаетъ въ циклъ своихъ каррикатурныхъ героевъ еще одно лицо. На сцену выступаетъ знакомый изъ исторіи русской жизни 18-го столѣтія типъ европейца, ищущаго просвѣщенія въ парикмахерскихъ и магазинахъ готоваго платья.
Новыя условія жизни направили народное творчество въ другую сторону. Прежній религіозно-духовный элементъ смѣняется въ пѣсняхъ чисто свѣтскими мотивами. Земное существованіе уже не представляется еврею въ образѣ монастыря съ грознымъ уставомъ и суровыми обѣтами. Мать уже иначе убаюкиваетъ своего ребенка, родители уже иначе смотрятъ на задачи воспитанія, а общество употребляетъ уже другой масштабъ для оцѣнки людей 1). Мы не будемъ останавливаться на каждой группѣ пѣсенъ въ отдѣльности: подробности не скажутъ намъ больше, чѣмъ только-что приведенная общая характеристика. Но новѣйшее народное творчество выдвинуло нѣсколько темъ, совершенно, или почти неизвѣстныхъ въ прежнее время. Этому новому матеріалу мы и посвятимъ послѣднія строки нашего очерка.
Какъ уже сказано было выше, любовь въ смыслѣ тоски одного пола по другомъ почти не нашла себѣ отклика ни въ жизни, ни въ пѣсняхъ стараго поколѣнія. До брака обѣ половины человѣческаго рода стояли на почтительномъ другъ отъ друга разстояніи: не было нѣги, не было томленія, не было и пѣсенъ о нихъ. Въ супружеской жизни связующимъ элементомъ служилъ вмѣсто любви религіозно-нравственный долгъ: тамъ, гдѣ не было чувства, было исполненіе заповѣди. Но наступаютъ новыя условія, и отношенія между полами постепенно приноравливаются къ духу времени. Поспѣвая за жизнью, народное творчество подхватило любовный мотивъ и затянуло его на разные лады. Но, воспѣвая любовь съ ея волненіями, надеждамі и разочарованіями, еврейская пѣсня сохранила слѣды прежней серьезности и съумѣла въ вопросахъ чувства установить компромиссъ между сердцемъ и разумомъ. „И при самой благородной любви слѣдуетъ предвидѣть, чѣмъ она кончится“ — гласитъ одна пѣсня 2). Въ еврейской любви чѵвствуется какая-то осторожность, какой-то страхъ передъ возможными послѣдствіямъ. Бурные порывы рѣдко заходятъ за границы дозволеннаго. Влюбленные шепчутся не о страсти, а о бракѣ. Но среди пріятныхъ мечтаній о будущемъ счастіи, разумъ подрѣзываетъ крылья XXIX ↱ фантазіи и заставляетъ призадуматься надъ рядомъ вопросовъ. „А что скажутъ наши родители, если это кончится очень печально?“ — спрашиваетъ герой пѣсни 1). Нерѣдко сладкая мечта прерывается мыслью о матеріальной необезпеченности. Разбитыя сердца — это основная тема еврейскихъ любовныхъ пѣсенъ. Путь къ счастью усѣянъ препятствіями. Неумолима воля родителей. Они понимаютъ благо дѣтей иначе, чѣмъ сами дѣти. Не такъ скоро заживаютъ и раны обманутой любви. „Любить не грѣшно — поется въ пѣснѣ — но любить слѣдуетъ одну, а не троихъ“ 2). „Онъ приходитъ ко мнѣ и покрываетъ меня поцѣлуями; онъ уходитъ къ другой и издѣвается надо мною“ 3). Плачевный исходъ любви зависитъ иногда отъ денежныхъ соображеній. „Ты красива, какъ весь міръ, но въ тебѣ одинъ недостатокъ — отсутствіе денегъ“. Дѣвица отвѣчаетъ: „Деньги круглы, деньги уходятъ; я полюбила тебя, какъ красивый портретъ“. Но „красивый портретъ“, повидимому, непроницаемъ для любви, и оскорбленная дѣвица произноситъ слѣдующій приговоръ: „Къ теперешнимъ молодымъ людямъ можно питать довѣріе, какъ къ уличнымъ собакамъ“ 4). Въ другой пѣснѣ та же жалоба выражена нѣсколько иначе: „О, Боже, что это за свѣтъ! каждый шарлатанъ требуетъ денегъ!“ 5).
Особенно часто въ любовныхъ пѣсняхъ раздается жалоба на разлуку. „Будь я пташкой, я-бъ къ тебѣ полетѣла, чтобы показать тебѣ мое разбитое сердце, мои заплаканныя очи!“ 6). „Какъ мнѣ не плакать, — поетъ дѣвица въ другой пѣснѣ — когда ты послѣ такой горячей любви отправляешься въ дальній путь“ 7). Въ нѣкоторыхъ пѣсняхъ молодой человѣкъ утѣшаетъ свою возлюбленную, но напрасно: она почему-то сомнѣвается въ дѣйствіи любви на дальнихъ разстояніяхъ 8). А разстоянія растутъ съ каждымъ годомъ. Если въ пѣсняхъ первой половины царствованія Александра II разлученные остаются въ предѣлахъ Россіи, то за послѣднія нѣсколько десятилѣтій любовь уносится во всѣ части свѣта. Тутъ мы сталкиваемся еще съ одною темою новѣйшихъ народныхъ пѣсенъ — съ эмиграціей.
1) См. напр. №№ 70—71.
2) № 210.
1) № 201.
2) № 216.
3) № 215.
4) № 141.
5) № 250.
6) № 173.
7) 230.
8) №№ 163, 199, 201.
Погромы, выселенія изъ деревень, ограниченіе права жительства во внутреннихъ губерніяхъ и цѣлый рядъ другихъ исключительныхъ мѣръ заставили многихъ евреевъ взяться за старый странническій посохъ и двинуться въ путь. Начиная съ 80-хъ годовъ эмиграція сдѣлалась нормальнымъ явленіемъ, даже больше — она стала народнымъ лозунгомъ. Интеллигенція возвела эмиграцію на степень идеи, даже цѣлой системы духовнаго и экономическаго возрожденія; XXX ↱ но народъ, прислушиваясь къ теоріямъ, руководствуется однако въ своемъ безпорядочномъ бѣгствѣ исключительно матеріальными побужденіями. За послѣднія 20 лѣтъ изъ Россіи эмигрировало свыше милліона евреевъ. Въ поискахъ за хлѣбомъ эта милліонная масса разсѣялась по всему земному шару. Но главная переселенческая волна направилась за Атлантическій океанъ, въ Соединенные Штаты. Вотъ почему народныя пѣсни, прямо или косвеннно посвященныя эмиграціи, упоминаютъ исключительно объ Америкѣ. Политическая свобода и матеріальная удача первыхъ эмигрантовъ придали этой странѣ особую притягательную силу. Изъ черты еврейской осѣдлости потянулись длинные этапы черезъ океанъ. Въ воображеніи переселенцевъ сокращалось разстояніе, высыхали моря. Въ Америку — по выраженію евреевъ сѣверозападныхъ губерній — стали не ѣздить а ходитъ, а Атлантическій океанъ былъ переименованъ въ лужу. Въ походъ отправились способные носить оружіе, а на старой родинѣ остались жены, дѣти и старики въ пріятномъ ожиданіи американскихъ долларовъ. И подъ звонъ будущаго золота дальняя сторона представлялась въ видѣ земного рая, всемірной даровой кухни, незапертаго и никѣмъ не охраняемаго денежнаго сундука. Тамъ, въ Америкѣ — по выраженію пѣсни — „пекутъ бѣлый хлѣбъ на весь міръ“, тамъ „пекутъ баранки на цѣлый годъ“ 1).
Но прошло нѣсколько лѣтъ, и сказочная страна приняла въ пѣсняхъ свой дѣйствительный образъ. Эмиграціонное движеніе не прекратилось, но нѣтъ уже прежней вѣры въ заатлантическое счастье. По старой памяти воображеніе продолжаетъ связывать Западное полушаріе съ представленіемъ о долларѣ, но это — уже долларъ новаго чекана; на одной сторонѣ нарисована мозолистая рука, а на оборотѣ имѣется надпись: „Въ потѣ лица будешь ѣсть хлѣбъ свой“.
Что касается еврейскаго народничества, выразившагося сначала въ палестинофильствѣ, а за послѣднее время въ сіонизмѣ, то это движеніе очерчено въ пѣсняхъ еще слишкомъ слабо для того, чтобы говорить о немъ.
Мы кончили. Никто не заподозритъ нашего очерка въ претензіи на полноту. Наоборотъ, мы только и думали о томъ, какъ бы довести напрашивающіяся подробности до степени конспекта. Мы хотѣли лишь дать руководящую нить къ собранному нами сырому матеріалу. И если найдутся подражатели, мы съ радостью встрѣтимъ всякую новую попытку болѣе полнаго и широкаго изученія еврейскаго народнаго творчества.
1) № 228, 82.
|
|
- 1) Варiантъ припева.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
|
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
|
⎫ ⎬ ⎭ bis
|
⎧ ⎨ ⎩ bis
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
|
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- 1) Кроме приведеннаго, существуетъ нѣсколько другихъ варіантовъ этой пѣсни, послѣдния въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ распѣвается при סיום, а также въ праздникъ שמחת תורה.
|
|
|
|
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
|
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
|
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
|
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
|
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎬ ⎪ ⎭ bis
|
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎨ ⎪ ⎩ bis
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- *) См. варіантъ настоящей пѣсни, напеч. д-ромъ С. Вейсенбергомъ въ журн. „Globus“ 1900 г. т. IXXVII, № 8.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
⎫ ⎬ ⎭ bis
|
⎧ ⎨ ⎩ bis
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- *) Содержаніе пѣсенъ №№ 43—50 относится къ рекрутчинѣ прежняго времени (до введенія всвобщей воинской повинвости 1874 г.)
- 1) См. варіантъ настоящей пѣсни, напечат. г. Л. Винеромъ въ ст. «Popular Poetry of the Rusjian Jews» «Americana Germanica», 1898 vol II № 2)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- *) См варіантъ этой пѣсни напеч. г. Л. Винеромъ въ ст. «Popular Poetry of the Russian Jews» (loc. cit).
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- *) См. пѣсню аналогичнаго содержанія, напеч. г. Л. Перецомь въ журналѣ «Urquell», т. II, вып. 1—2 (стр. 29).
- 1) Указомъ 1 мая 1850 г. воспрещено повсемѣстно съ 1 января 1851 г., употребленіе особой еврейской одежды. (В. П. С. 3., т. XXV, № 24127).
|
|
|
|
- 1) „Временными правилами о разборѣ евреевъ“, 23 ноября 1851 г., повелѣно было раздѣлить еврейское населеніе, въ губерніяхъ гдѣ ему позволено постоянное жительство, на пять разрядовъ: 1) купцовъ, 2) земледѣльцевъ, 3) ремесленниковъ, 4) мѣщанъ осѣдлыхъ и 5) мѣщанъ неосѣдлыхъ. Всѣмъ евреямъ предписано объявить, до 1 апрѣля 1852 г., — къ которому изъ четырехъ первыхъ разрядовъ они должны быть причислены; не исполнившіе того въ указанный срокъ подлежать зачисленію въ пятый разрядъ (п. ІІ-й празилъ). За первыми четырьмя разрядами сохранены всѣ права и преимущвства, коими оаи пользовались до того, на основаніи общихъ узаконеній о евреяхъ (п. 2-й); что же касается пятаго разряда, то согласно п. 3-му правилъ, „мѣщане неосѣдлые, какъ неимѣющiе производительнаго труда, подвергаются, на основаніи особаго о томъ положенія, разнымъ въ правахъ состоянія ограниченіямъ, и въ томъ числѣ усиленной рекрутской повинности“. — Изданіе правилъ о „разрядахъ“, въ связи съ возвѣщанными ими строгими мѣрами относительно „мѣщанъ неосѣдлыхъ“, породило въ тогдашнемъ еврейскомъ населеніи рядъ тревожныхъ слуховъ и опасеній, отголоски которыхъ звучатъ въ настоящей пѣснѣ.
- *) По сообщенію лица, доставившаго настоящую пѣсенку, послѣдняя распѣвалась въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, во время поѣздокъ д-ра Лиліенталя въ 40-хъ гг. по чертѣ еврейской осѣдлости по дѣлу устройства училищъ для евреевъ.
|
|
|
|
|
|
- 1) „Акцизные“ т. е. служившіе по винному откупу, какъ извѣстно, представляли собою одну изъ первыхъ по времени категорій „культуртрегеровъ“ среди еврейскаго населенія въ Россіи; своимъ свободнымъ отношеніемъ къ религіознымъ постановленіямъ и обычаямъ они вызывали недовольство со стороны еврейской массы.
- *) Настоящая пѣсня, по воспоминаніямъ лица, со словъ котораго она записана, относится ко времени послѣдняго польскаго возстанія.
|
|
|
|
- *) Настоящая пѣсня, повидимому, представляетъ собою продуктъ литературнаго творчества; но по значительной ея распространенности и обилію существующихъ варіантовъ ея она можетъ бытъ отнесена къ категоріи народныхъ пѣснь.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- 1) См. др. варіантъ той же пѣсни, помѣщ. „Mittheil d. Gesellsch. für jüd. Volkskunde“ вып I стр. 64 (Hamburg 1898).
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- *) См. аналогичное по содержанію (но не по формѣ) стихотвореніе И. I Линецкаго „דָאס װִיקֶעלֶע“ въ его сборникѣ „בֵּייזֶער מַארְשֶׁעלִיק“ ч. II стр. 17 (Варшава, 1879 г). —
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- *) №№ 84—98 распѣваются преимуществвенно при различныхъ играхъ — См. дѣтскія пѣсни, напеч. г. Л. Винеромъ въ «Mittheil. d. Gesellsch. f. jüd. Volkskunde», вып. II (стр. 40 и слѣд.) и д-ромъ С. Вейсенбергомъ въ журн, «Globus» (1900 г. т. L XXVII, № 8
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- 1) Иногда за этою строфою слѣдуетъ:
|
|
|
|
|
|
|
|
- 1) Варіантъ послѣдняго четверостишія:
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Б. М. Кассель a А. Д. Пикъ (Ковенск. губ ) |
Б. М. Кассель אַ אַ. Д. Пикъ (Ковенск. губ ) |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Б. М Кассель и A Д. Пикъ (Ковенск губ.) |
Б. М Кассель и А Д. Пикъ (Ковенск губ.) |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- 2) Первый куплетъ, равно какъ и послѣдній, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ пропускается.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
1) אַ יְשׁוּבְנִיקְ׳ל |
|
|
- 1) Иногда за этимъ куплетомъ слѣдуетъ перечень приданаго каждой изъ дочерей:
|
|
|
|
|
|
- *) №№ 134—137 принадлежатъ къ числу немногихъ любовныхъ пѣсенъ стариннаго происхожденія.
- 1) Переводъ?
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
⎫ ⎬ ⎭ bis
|
⎧ ⎨ ⎩ bis
|
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
|
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
|
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
|
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
|
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
|
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- *) Ср. № 172
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- *) Ср. № 165.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- *) См. варіантъ этой пѣсни, напечатанный г. I. Лернеромъ (ст. „די אידישע מוזע“ въ „הויזפֿריינד“, т. II ст. 188).
|
|
|
|
|
|
⎫ ⎪ ⎪ ⎬ ⎪ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎪ ⎬ ⎪ ⎪ ⎭ bis
|
⎧ ⎪ ⎪ ⎨ ⎪ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎪ ⎨ ⎪ ⎪ ⎩ bis
|
⎫ ⎪ ⎪ ⎬ ⎪ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎪ ⎬ ⎪ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎪ ⎬ ⎪ ⎪ ⎭ bis
⎫ ⎪ ⎪ ⎬ ⎪ ⎪ ⎭ bis
|
⎧ ⎪ ⎪ ⎨ ⎪ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎪ ⎨ ⎪ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎪ ⎨ ⎪ ⎪ ⎩ bis
⎧ ⎪ ⎪ ⎨ ⎪ ⎪ ⎩ bis
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
⎫ ⎬ ⎭ bis
|
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
⎧ ⎨ ⎩ bis
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|